Максимов отмечал бытовой характер православных обычаев, обрядов. Так, Рождественский сочельник повсеместно проводится крестьянами в самом строгом посте. Едят только после первой звезды, причем сама еда в этот день обставляется особыми символическими обрядами. Перед заходом солнца крестьяне становятся на молитву, потом зажигают восковую свечу, под образами ставят не обмолоченный сноп ржи и кутью. Солома и не обмолоченный сноп составляют непременную принадлежность праздника. Они знаменуют собой пробуждение и оживление творческих сил природы, которые просыпаются за поворотом солнца с зимы на лето. Кутья, разведенная медом, также имеет символическое значение. Она знаменует собой плодородие10. В жизнь крестьян входят испокон веков установленные дедовские обычаи, освященные церковью и временем. Новый год представляет своего рода рубеж, отделяющий прошлое от будущего. Максимов пишет: «В этот день даже в самой легкомысленной голове шевелится мысль о возможном счастье или несчастье, а в сердце роятся надежды, может быть, и необычные, и ребяческие, но все-таки подымающие настроение и вызывающие какое-то смутное предчувствие лучшего будущего. В трудовой жизни крестьянина-пахаря, которая вся построена на случайностях и неожиданностях, это настроение приобретает особенную остроту, порождая те бесконечные приметы, своеобразные обычаи и гадания, которые приурочены к кануну Нового года и самому Новому году»11.
Символические образы, возникшие в крестьянском сознании, соотносятся с практическим опытом простолюдинов. Все приметы связаны с урожаем. Максимов двояко относится к вере крестьян в приметы. С одной стороны, в большинстве своем считает их порождением наивности и первобытности, а, с другой стороны, некоторые из них «делают честь» народной наблюдательности, характеризуют пытливость крестьянского ума. Не только приметы составляют народное миропонимание. Народная фантазия придумала целый кодекс гадания об урожае.
Исполняют крестьяне и обряд водосвятия, совершаемого в канун Богоявления, считая его особо важным торжеством. Максимов замечает, что этот день крестьяне проводят в строжайшем посте, а во время вечерни маленькие деревенские храмы обыкновенно не могут вместить всей массы молящихся. Святую воду, принесенную из церкви, крестьяне пьют, кропят ею весь дом в уверенности, что это предохранит от напасти и «дурного глаза». Они верят в целебную силу этой воды, твердо убеждены, что она не может испортиться, а если замерзнет, то на льду получится ясное изображение креста. Такое же священное значение приписывается крестьянами не только воде, освященной церковью, но и обыкновенной речной воде, которая в канун Крещения получает особую силу. В празднике Крещения, в его своеобразных обрядах и обычаях, христианская вера как бы переплетается с языческими суевериями. Многовековая культура трудового народа по-своему ассимилировала христианские верования. Православное бытописание, к которому обратился Максимов, является одним из интереснейших элементов народной культуры, которую так высоко ценил писатель.
Христианские праздники сочетаются с общим ритмом трудовой крестьянской жизни, с их думами, чаяниями, магическими действиями, связанными с заботой об урожае, прибыли скотины и т. д.
Приведенные нами только отдельные картины духовного быта крестьянского православия свидетельствуют об отдельных сторонах жизни народа, подмеченных писателем, об их соотнесенности с религиозно-нравственным сознанием русского крестьянина. Вместе с тем, характеризуя особенности художественной манеры писателя, его стремление не просто регистрировать, описывать этнографические детали, ритуалы и атрибуты праздничного христианского календаря, исполняемого на Руси, мы отмечаем его стремление не просто раскрыть, описать праздник, но и создать атмосферу восприятия праздника, выразить настроения крестьянской массы, подчеркнуть бытовой, жизненный характер исполняемых обрядов, не отделимых от повседневной жизни народа. В очерке Максимова художественная изобразительность переплетается с научной этнографией.
На какие нравственные ценности опирался писатель в своих контактах с народной культурой? Как осуществлялось художественное освоение ее писателем? Каковы корни и истоки контактов с ней?
Максимов, наряду с Н.С. Лесковым, является одним из самых «укорененных» в национальной культуре писателей. Корни и истоки творчества Максимова связаны не только с изучением жизни народа как наблюдателя, фиксатора событий, собирателя. Он слился с ним, чувствовал его, сроднился тесно с русской природой и русской жизнью, глубоко понимал быт крестьянина, осмысленный верным взглядом на жизнь, склад его ума, практическую философию, речь русского человека, народное мироощущение — корни и истоки его творчества. Истоки контактов — в близком знакомстве Максимова как с материальной, так и с духовной сторонами жизни народа, поскольку всепроницающие сферы народной культуры растворяются в национальном быту и одухотворяют его.