Очерки об истерии

Весточку от неё примерно через семь месяцев получил не я, а доктор Бройер. Хорошее самочувствие сохранялось у неё в течении нескольких месяцев, затем она пережила ещё одно тяжёлое потрясение. Старшая дочь пациентки, которая ещё во время первого пребывания в Вене, подражала матери, копируя её судороги мышц затылка и лёгкие истеричные состояния, страдала от Retroflexio uteri (в переводе с латинского патологическое наклонение матки кзади), особенно при ходьбе. По моему совету её лечил один из виднейших венских гинекологов доктор Н., которому удалось посредством массажа настолько выправить положение матки, что несколько месяцев не ощущалось никаких болей. Когда мать с дочерьми вернулась домой, то обратились за консультацией к гинекологу ближайшего университетского города. Тот провёл с девушкой комбинированную локальную и общую терапию, которая в итоге привела к тяжёлому нервному заболеванию подростка. Вероятно, в этом проявилась патологическая наследственность семнадцатилетней девушки, а годом позже стали заметны изменения в характере. Мать девушки, с присущими ей одновременно преданностью и недоверием по отношению к врачам, предоставила дочь в руки медиков. После неудачного исхода назначенного курса лечения моя бывшая пациентка стала жутко упрекать себя за случившееся и каким-то ходом мыслей, так и оставшимся для меня непонятным, пришла к выводу, что оба врача, доктор Н. и я, повинны в заболевании её ребёнка, так как мы не удосужились придать достаточное значение тяжёлому страданию малышки. Это в определённой степени повлияло на результаты моего лечения фрау Эмми фон Н. – она опять очутилась в прежнем патологическом состоянии. Довольно известный местный врач, к которому пациентка обратилась на своей родине, и доктор Бройер, поддерживающий с ней связь посредством переписки, хотя и добились того, что пациентка перестала обвинять меня и доктора Н., появившаяся у неё к этому времени антипатия сохранялась и дальше; пациентка заявила о невозможности когда-либо в будущем лечиться у меня. По совету того медицинского авторитета она попыталась получить помощь от страданий в одном из санаториев северной Германии. По просьбе Бройера я сообщил врачу санатория о том, какие приёмы гипнотической терапии оказались наиболее эффективными в её случае.

Попытка переноса прежнего успеха полностью провалилась. По-видимому, пациентке с самого начала не удавалось найти с лечащим врачом общего языка. В недоверии и сопротивлении всем лечебным мероприятиям, предпринимаемым для исцеления, пациентка исчерпала имеющиеся  у неё силы, потеряла сон и аппетит. Она смогла несколько прийти в себя лишь после того, как одна из её подруг, увидев её бедственное положение в санатории, взяла да и на самом деле тайно похитила пациентку и стала сама ухаживать за нею в своём доме. Вскоре после этого – это произошло спустя ровно год после нашей первой встречи – пациентка вновь приехала в Вену и полностью предоставила себя в мои руки.

Казалось, что она была намного здоровее, чем это можно было бы представить по получаемым письменным сообщениям. Пациентка была оживлена, не испытывала никакой тревоги, многое из прежних внушений сохраняло своё действие. Главная её жалоба теперь относилась к частому появлению замешательства, к «буре в голове», как она сама это называла, кроме того пропал сон, она могла плакать часами, а в определённое время дня (в 5 часов) на неё находило уныние. Зимой в такое время она посещала находящуюся в санатории дочь. Фрау Эмми фон Н. очень сильно заикалась, прищёлкивала языком, часто с яростью тёрла одну руку о другую, а когда я спросил, не мучают ли её образы животных, её ответом было восклицание: «О, замолчите!»

При первой попытке погрузить её в гипнотическое состояние, пациентка сжала кулаки и закричала: «Я не хочу инъекций антипирина, уж лучше пусть я останусь жить с моими болями. Я не желаю видеть доктора Р., он вызывает у меня антипатию». Я догадался, что она находится в плену воспоминаний о сеансах гипноза, проходивших в санатории. Успокоилась она только после того, как я вывел её из состояния погружения.