Очерки пером и карандашом из кругосветного плавания в 1857, 1858, 1859, 1860 годах.

К 6-ти часам мы возвратились в гостиницу и, приведя в порядок свой туалет, сошли, по звонку, в общую залу. Серебро и хрусталь на столе искрились и блистали при свете газовых ламп. Блюд было вдвое больше, чем за завтраком, и все они покрыты были жестяными колпаками. Всякий распоряжается тем блюдом, против которого сидит, но не прежде, как все поедят суп и рыбу… Кроме этого общего строгого чина, соблюдается еще множество мелочей; так например: беда, если вы станете резать рыбу ножом, сели что-нибудь на конце ножа поднесете ко рту, если высморкаетесь за столом и проч. Человек, совершивший одно из подобных преступлений, навсегда лишается звания джентльмена. Под конец стола подаются пломпуддинги и кексы, за ними сыр, огурцы, редиска, петрушка. Наконец, со стола снимается все, даже скатерть, и на столе является десерт: плоды, орехи, сладкое вино и кофе. A. С. О. был в своей тарелке…

Вечер провели на бале, род маленького Valentino. Малайцы играли на двух скрипках и флейте; ими дирижировал страшный толстяк; он же и собирал деньги за вход. Несколько свеч, вправленных в не совсем красивые люстры, освещали небольшую залу; по соседству, в отворенные двери, виден был курятник, и иногда крик петуха гармонически смешивался с звуками польки.

На другой день я долго ходил по окрестностям города. Прекрасные кедровые рощи окружают Капштадт; зелень их так густа, что если посмотришь на деревья несколько сверху, то они кажутся сплошным зеленым мохнатым ковром; редко встретишь тень, которая бы отделяла одну группу от другой. Попал я и на купеческую пристань, на которой устроены рельсы; по ним подвозят огромные фуры для складки товаров. Погода была хорошая, тихая; облака бродили по Столовой горе неподвижною массою; как зеркало, стояло море на рейде, где около 40 судов, различной величины, чернели своими снастями и корпусами, отражаясь в спокойной глади вод. Некоторые суда отдавали паруса для просушки, на других дымились трубы; флаги всех наций пестрели, сонно повиснув на флагштоках. По обеим сторонам деревянной пристани, столпившись в кучи, краснелись шлюпки с своими пестрыми гребцами, предлагавшими свои услуги. На некоторых лодках были мачты, и неубранные паруса красиво драпировались на длинных реях. На иные шлюпки укладывали свежее мясо, на другие зелень, корзины с виноградом и плодами; собаки шныряли у ног. Говор разноязычной толпы, крик, стук, плеск весел, все сливаюсь в общий гармонический гул, заставивший меня долго простоять на месте.

Здесь, так же как, на Мадере, сигналами извещают об опасности стоящие на рейде суда, предлагая сняться с якоря. Многие приметы дают знать на мысе о неблагоприятной погоде; так например, если на столе накрыта скатерть, если лев наденет чепец и т. п., то будет свежо, то есть если Столовая или Львиная гора покроются туманом.

Переходя из улицы в улицу, с пристани на рынок, попали мы с Ч. на двор пакгауза, где толпа индусов хлопотала около больших весов, вешая огромные тюки и складывая их потом в целые горы. Почти все индийцы были голые; небольшие белые передники, красные фески да ожерелье составляли весь костюм их. На некоторых были белые плащи, наброшенные с таким вкусом и уменьем, что можно было засмотреться на складки этой живописной одежды, облегающее коричневое тело. Толпою распоряжался небольшой худенький человек, кровный индус, в чалме из тонкой белой шали и в белой рубашке, или тунике, красиво драпировавшейся на его грациозном, породистом стане. Собою он был тоже очень хорош; взгляд орла, тонкий, прямой нос с прекрасно очерченными ноздрями, рот почки женский; небольшие усы темнели даже на темном фоне кожи; маленькие сухие руки, с тонкими длинными пальцами, могли бы возбудить зависть самого лорда Байрона, который красоту рук своих ставил, кажется, выше своей поэтической славы, и которого аристократическое происхождение Али-паша признал по рукам и ушам. Красавец индус встретил нас с подобострастным поклоном, приложив руку ко лбу и низко поклонившись. Я попросил его постоять смирно, чтобы набросать с него этюд; после обещания на водку, он согласился; все другие бросили работу и с любопытством окружили нас, образуя самую оригинальную и живописную группу. Можно было засмотреться на их живые и умные лица, свободные движения и грациозные позы; наши «фигурные» художники пришли бы в восторг от этой картины!.. Но господин, который нанял индийцев для работы, вовсе не разделял нашего восторга; сначала он, ворча как бульдог, ходил кругом нас, но наконец без церемонии разогнал живую картину.