Общее расположение духа было такое, какое всегда бывает после долгого и утомительного перехода, когда увидишь, наконец, пристань, и милая суета на палубе, предшествующая отдаче якоря, вам кажется и не крикливою, и не скучною. Кто принаряжается, кто приводит бороду в порядок, обед не в обед, спешат кое-как его окончить. Кончились качки, дождевые плащи можно спрятать; всякий уверен в спокойном сне; еще несколько минут, и раздается приятный звук команды: «отдай якорь», и цепь чуть не с музыкальным звуком полетит ко дну. Приятное ощущение! Но не так вышло; известно, что всякая неприятность является тогда, как ее меньше всего ожидаешь. Доедая последний кусок торопливого обеда, услыхали мы какой-то подозрительный треск. «Мы на мели!» сказал кто-то.
— Что вы? на мели! — чуть не с ожесточением отвечали все; но повторившийся треск и наверху команда: «полный задний ход», убедили всех в справедливости неприятного факта. Мы, что называется, врезались. Клипер не двигался. Итак, вот чем нас встретила Владимирская бухта, — рифами, неверно назначенным на карте, в виду отвесных скал, смотрящих так неприветливо, даже грозно.
Я вышел наверх: аврал кипел; шлюпки спускались одна за другою на воду, полетел запасный рангоут за борт, реи с фок-мачты спускались на палубу, команда тянула за конец брошенного за кормою якоря; клипер кряхтел, покачивался, но не двигался с места.
Погода стала портиться, небо заволокло тучами; пошел снег, изморозь; волнение стало разводить сильнее и сильнее; приподнимет клипер и опустит, a в корму раздается неприятный удар. На палубе и на снастях лед; мокро и холодно. «Если разобьет клипер, говорим мы, то до берега сажен десять, переплыть можно; и хотя, может быть, не все попадут туда, но все лучше, чем разбиваться где-нибудь среди океана; тут еще небольшая беда.» Дунет ветер, на время расчистится окрестность, покажется каменная, неприветливая стена берега, и опять снег, как белый саван, окутает его, и снова ничего невидно; и холодно, и какая-то очень неприятно. С моря волна увеличивается; свежеет, дело уже к ночи, удары в корму повторяются чаще, и мачты откликаются на каждый удар судорожным вздрагиванием, которое сопровождается выхлестыванием вант. Мало оставалось надежды; капитан приказал выпалить из пушки; раздался выстрел, может быть первый в этих местах, и первый выстрел был сигналом бедствия. Велено было зарядить другую пушку, но, вместо выстрела, услышали мы крик лотового: «назад пошел!» крик, возвративший нас к жизни, или по крайней мере к покою. Сильная волна приподняла клипер кверху, a действовавшая в этот момент задним ходом машина оттянула его от рифа. Нос покатился вправо, винт застучал, судно почувствовало себя легко на родной, свободной стихии; зажглись фальшфейеры, на которые отвечал Воевода для показания своего места; мы, прикрытые темнотой и вьюгой, вошли в бухту, и, наконец, якорь весело полетел ко дну. Чтобы понять, как нам было легко и приятно, надо провести подобный безнадежный день. За то, как же мы и отдохнули!..
Владимирская бухта находится на восточном берегу земли, уступленной нам китайцами по айгунскому трактату. Открытая графом Путятиным, который осмотрел ее на пути в Китай, она лежит под 43°54′ с. ш. Все мысы в выступающие скалы получили имена Офицеров, находившихся на пароходе Америка. Съемка была сделана поверхностно, какую можно было сделать в несколько дней. Бухта раздваивается серединным мысом на две части, на северную и южную бухту; между обступившими ее холмами попадаются долины, удобные для устройства доков и для города; к северной бухте примыкает обширная долина, на которой, извиваясь несколькими руслами, прячась в рощах в камышах, течет капризно горная река. Зимою или во время дождей, она, по всей вероятности, затопляет все низменное пространство. По горам растет редкий лес, состоящий из дуба, березы в кедра; много следов пастбищ и сожженных дерев.
Некоторые Офицеры с корвета Воевода ходили внутр страны, верст за 50, — сначала долиною, потом перешли через хребет гор и не встретили ни деревни, ни жилья, кроме нескольких хижин, разбросанных по берегу бухты. Из дичи видели небольшое стадо диких коз, поднявшееся от них далеко и исчезнувшее мгновенно. Реку они нашли в нескольких местах запруженною и баснословное количество рыбы, остановленной плотинами, частью выброшенной на берег и гниющей. Запах издалека давал знать об этих местах.