Очерки по аналитической психологии

Однажды ночью, напряженно ожидая приезда из Вены хирурга для операции, она сидела в большой тревоге у постели охваченного сильным жаром больного. Мать на некоторое время вышла, и Анна (пациентка) сидела, положив правую руку на спинку стула. Вдруг она стала грезить наяву, и ей почудилось, что от стены к больному приближается черная змея, чтобы укусить его. (Вполне вероятно, что на поляне за домом и вправду встречались змеи, которых девушка уже раньше пугалась, и теперь это дало материал для галлюцинаций.) Она хотела отогнать мерзкую тварь, но была словно парализована: правая рука, свисавшая со спинки стула, онемела, лишилась чувствительности и способности двигаться, и, когда Анна смотрела на нее, пальцы превращались в маленьких змей с головами мертвецов. Вероятно, она пыталась прогнать змею парализованной правой рукой, поэтому потеря чувствительности и двигательной способности руки оказалась в ассоциативной связи с галлюцинацией со змеями. Когда галлюцинация прошла, она в страхе хотела молиться, но не могла вспомнить ни одного языка, пока наконец не пришел на память один английский детский стишок, тогда она стала продолжать думать и молиться на этом языке.

Таковы были обстоятельства, в которых возникли паралич и нарушение речи; в процессе проговаривания этой ситуации устранялось и само нарушение. Таким способом, судя по всему, этот симптом был полностью устранен, и пациентка выздоровела.

Я вынужден ограничиться лишь одним примером. В цитированной же книге Брейера и Фрейда подобных примеров приведено множество. Понятно, что такого рода ситуации оказывают весьма сильное воздействие и впечатляют, поэтому легко допустить их причинное значение для возникновения симптома. Господствовавшая тогда в учении об истерии теория «nervous shock» (нервного шока), имеющая английское происхождение и энергично поддерживаемая Шарко, была способна объяснить открытие Брейера. Отсюда произошло так называемое учение о травмах, согласно которому истерический симптом (и – поскольку совокупность симптомов составляет болезнь – истерия вообще) имеет причиной душевные травмы (Traumata), следы которых неосознанно сохраняются годами. Фрейд, вначале работавший с Брейером, мог весьма основательно подтвердить это открытие. Оказалось, что ни один из сотен истерических симптомов не возникает случайно, а всегда восходит к душевным событиям. В этом отношении новая концепция открывала простор для эмпирической работы. Но творческий дух Фрейда не мог долго оставаться на такой поверхности, ибо перед ним уже вставали более глубокие и трудные проблемы. Понятно, разумеется, что моменты сильного страха, подобные тем, которые переживала пациентка Брейера, могут оставлять следы надолго. Однако как вообще случилось такое, что именно она переживала такие моменты, которые уже сами по себе имеют весьма отчетливую печать патологии? Может быть, это вызвано напряженным уходом за больным? Но тогда подобное должно было

бы случаться гораздо чаще, ибо, к сожалению, необходимость напряженного ухода за больными не редкость, а психическое здоровье сиделки и без того не всегда бывает на высоте. На эту проблему в медицине есть замечательный ответ: предрасположенность. Некто «предрасположен» именно к таким вещам. Но проблема Фрейда была такова: в чем заключается предрасположенность? Такая постановка вопроса логически вела к исследованию предыстории психической травмы. Ведь мы часто наблюдаем, как ситуации, вызывающие нервное возбуждение, весьма по-разному воздействуют на различных участников или как вещи, безразличные или даже приятные одним, другим внушают величайшее отвращение, например лягушки, змеи, мыши, кошки и т. д. Случается, что женщины спокойно ассистируют при кровавых операциях, однако прикосновение кошки заставляет их содрогаться всем телом от ужаса и отвращения. Мне известен случай с одной молодой дамой, которая страдала тяжелой истерией, возникшей вследствие неожиданного испуга. Однажды она была на званом вечере, и, когда около полуночи с еще несколькими знакомыми возвращалась домой, вдруг сзади на огромной скорости на них едва не налетела карета. Все остальные отскочили в сторону, а она осталась на середине улицы и побежала вперед прямо перед лошадьми. Кучер щелкал кнутом и нещадно ругался, но тщетно: она пробежала всю улицу, которая вела к мосту. Там она, совершенно обессилев, боясь попасть под лошадей, в полнейшем отчаянии хотела броситься в реку, однако прохожим удалось ее остановить. Эта же дама в то самое «кровавое воскресенье», 9 января 1905 г. в Санкт-Петербурге, случайно оказалась на улице, которую солдаты как раз «очищали» залповым огнем. Вокруг падали убитые и раненые, она же, сохраняя полнейшее спокойствие и хладнокровие, заметила подворотню, через которую ей удалось выбраться на другую улицу и спастись. Эти ужасные мгновения впоследствии не вызвали у нее никаких осложнений. Она чувствовала себя потом вполне здоровой и находилась даже в лучшем расположении духа, чем всегда.