Очерки по истории Казанского ханства

В Казани возбуждение не утихало. Сентябрьские и октябрьские донесения русских послов упоминают о том, что Шах-Али боится волнения и поэтому не очень энергично следит за освобождением пленных. Пред казанским правительством стояла трудная задача успокоить страну, попавшую в непривычные условия существования. Оно оказалось между молотом и наковальней: с одной стороны русские настойчиво требовали освобождения пленных и упорно не уступали горной стороны, с другой — казанцы требовали возвращения отторгнутой территории и скрывали своих рабов ("куют и по ямам полон хоронят"). В октябре в Казани уже в среде самого правительства возник раскол. Во главе оппозиции стали сибирские князья Бибарс Растов с братьями. Они вступили в сношения с ногайцами. Заговор был направлен против хана и русского посла, но был скоро раскрыт. При обысках была найдена переписка с ногайцами. Расправа с заговорщиками была обставлена с необычайным коварством, и в этом нельзя обвинить одних казанцев: русское посольство, несомненно, знало о предстоящей расправе, которая не могла быть учинена вопреки их согласию; поэтому ответственность в этой резне разделяет с Шах-Али и- русский посол кн. Д.Ф. Палецкий. Хан пригласил заговорщиков на пир во дворец и верные хану князья произвели во время пира[139] резню; успевшие выскочить во двор были убиты русскими стрельцами, окружившими ханский дворец. Убийства были произведены также и в частных домах. В числе заговорщиков погибли братья Растовы — князь Бибарс, мурза Енбарс и мурза Кулай, затем богатырь Кадыш, оглан Карамыш, всего в течение двух дней было убито 70 человек. Многие успели эмигрировать в ногайские степи. К этой же эпохе "Казанский Летописец" относит казнь сеида, который возмущал народ и оказывал сопротивление хану ("возмущающа всем народом и царю не покоряющуся"), о которой говорит один только этот источник: "И повеле царь Шах-Али в той же час главу ему отсечи, и богатества его все в казну, переписав, самодержцову взяти повеле".[219] Ввиду того, что главой духовенства в Казани в то время был сын сеида Мансура, способствовавшего низложению Шах-Али в 1546 году, сообщение "Казанского Летописца" можно было бы признать вероятным, за исключением конфискации средств в пользу русского государя, но мы видим Кул-Шерифа во главе казанского духовенства и в следующем 1552 году. В ответ на сообщение о заговорах и о репрессиях, русское правительство советовало Шах-Али обезопасить себя усилением русского гарнизона.

Положение хана стало безвыходным. Он дал слово казанцам «выпросить» у русских горную сторону и хорошо сознавал, что спокойствие не наступит, пока не будет возвращена горная сторона. На все же просьбы он получал от русских категорический отказ: правительство заявляло, что царь ее не отдаст — "ему ее бог дал", "да если и отдать, то как же быть Свияжскому городу?" и т. д. Кроме того, русское правительство упрекало хана в несоблюдении пункта договора об освобождении всех невольников и постоянно пугало угрозой войны.