Очерки по истории революционного движения в России XIX и XX вв

С какой стороны ни подойти, это — типичный мелкий буржуа первый мелкий буржуа, который выступает перед нами в политике. Как видите, и этот ближайший сосед «соединенных славян», практически, вероятно, не менее революционный, чем они (истории не пришлось этого проверить, потому что Пестель был арестован раньше своего выступления и не сумел показать, что он сделал бы, если бы был на свободе), — этот человек тоже был довольно далек от классовых помещичьих интересов. У него классовая подкладка была, но совсем другого класса, не помещичьего. Сообразно с этим и в своей политической программе, и в своей тактике Пестель был большим радикалом. В своей политической программе он был последователем французского республиканца Детю-де-Траси, одного из деятелей революции 1789 г., эмигрировавшего при Наполеоне I в Америку и там написавшего книгу «Комментарий на «Дух законов» Монтескье», где он особенно яростно выступает против единоличной власти, какой бы то ни было. Для Детю-де-Траси власть только тогда совместима со свободой населения, когда это — власть коллективная, коллегиальная. Отсюда и во главе государства, по Детю-де-Траси, должна стоять директория в несколько человек, а не один человек. Совершенно так же смотрит и Пестель. В просторечии эти его высшие учреждения, все эти «державные веча», «державные думы», «верховные думы», и т. д., — их масса, запомнить их нет возможности, и нужно просто составить таблицу и вызубрить, у меня на это не хватило терпения, но я утешал себя тем, что сами декабристы не употребляли этих нелепых терминов, изобретенных под влиянием тогдашнего национализма после 1812 года, — просто и означают «директорию», и в их переписке и показаниях это именно слово и стоит. Во главе должна стоять директория, а с нею народное собрание, выбранное, конечно, демократически. У Пестеля никаким Избирательным цензом и не пахнет, и вся эта машина построена чисто республикански-демократическим путем.

Значит, в политической области Пестель был весьма последовательным, республиканцем-демократом, который предоставлял политические права всему населению без изъятия. Это, как увидите, приходится подчеркивать потому, что другие декабристы отнюдь не были демократами. И, наконец, тактика Пестеля, — тактика, которую мы можем оценить только в его проектах, потому что Пестелю не пришлось выступить самому, — эта тактика была чисто революционной, это была тактика вооруженного восстания. Пестель надеялся увлечь за собой весь тот корпус, к которому он принадлежал, арестовать с этим корпусом Александра I, пойти на Москву, поднять восстание в петербургской гвардии и во флоте и, таким образом, вооруженной рукой совершить переворот. При чем чрезвычайно любопытна черта, которую мы потом встретим, которая тоже стержнем проходит через все революционное движение: необходимым условием победы революции Пестель считал истребление всей династии Романовых. Это был чрезвычайно последовательный цареубийца, если можно так выразиться, который находил, что недостаточно будет, если уничтожить одного Александра I, а необходимо истребить всех. Таким образом, та Немезида, которая постигла Романовых на Урале летом 1918 г., она появилась впервые на горизонте в проектах этого блестящего кавалергарда и адъютанта русского главнокомандующего, выражавшего собою интересы русской мелкой буржуазии. Бывают, товарищи, всякого рода случаи в диалектическом историческом процессе. Южному обществу не пришлось выступить, повторяю. Единственное восстание, которое было устроено «соединенными славянами», правда, возглавлялось одним из ближайших товарищей Пестеля С. И. Муравьевым-Апостолом. Это был один из немногих декабристов-пропагандистов; он вел пропаганду среди солдат, но этим все дело и ограничилось. Сам Пестель был арестован, благодаря провокации, раньше выступления, раньше, чем даже в Петербурге произошло 14 декабря, и об этом Южном обществе можно судить только по его проектам. Теперь придется обратиться к крайней правой группе декабристов — к Северному обществу.

* * *