Очерки по истории революционного движения в России XIX и XX вв

Падение крестьянского хозяйства шло таким образом все дальше и дальше, и тут мы имеем ключ не только к появлению пролетариата на наших фабриках, но и ключ к голодовкам, к голоду 1891 г. и др., ибо другие цифры показывают, что чем меньше крестьянское хозяйство было снабжено рабочим скотом, тем ниже был урожай. Если возьмем группы с количеством скота на один посевный гектар (десятину) от 1,2 до 1,4, у нас урожай будет сам 2,7. Если возьмем количество скота на посевный гектар (десятину) от 1 ¹/₂ до 2 ¹/₂, то получим сам 2,9, и т. д., выше 3 штук скота на посевный гектар (десятину) — сам 3,4. Урожай повышается в связи с увеличением количества рабочего скота, и это совершенно естественно, поскольку скот является не только силой механической, но и дает удобрение. Чем меньше скота, тем хуже удобряется земля и тем хуже урожай.

Таким образом, под влиянием этого фактора — падения хлебных цен, начинается разорение русского крестьянского хозяйства 80-х — 90-х годов. При падавших хлебных ценах и остававшихся на прежнем уровне податях крестьяне должны были отдавать все бóльшую и бóльшую долю своего прибавочного продукта, а в конце концов и свой необходимый продукт. Крестьянин разорялся и из крестьянина превращался в безземельного или полубезземельного рабочего, которому приходилось искать заработка или в барской экономии, или на заводе.

Вот какой процесс происходил в русской деревне 80-х — 90-х годов, процесс, без которого невозможно себе представить той быстрой пролетаризации России, какая происходила в тех же 80-х — 90-х годах, а без этой интенсивной пролетаризации России нельзя себе представить и того пролетарского движения, которое составляло авангард русской революции, ибо на рабочий класс главным образом направлялись усилия интеллигенции, и правильно, ибо только там революционная интеллигенция и могла найти отклик. Таким образом самыми корнями своими это пролетарское движение экономически, объективно, упирается в крестьянскую массу. Если мы эту конъюнктуру забудем, если мы забудем эту пролетаризацию крестьянства, раскрестьянивание его в 80-х — 90-х годах, то не поймем, откуда взялся пролетариат, откуда взялось стачечное движение 90-х годов и т. д. Это стачечное движение без этого не появилось бы, ибо несомненный факт, что пролетаризация крестьян у нас шла быстрее, нежели рост пролетариата на фабриках и заводах.

В конце XIX века у нас считали приблизительно 2 ¹/₂ миллиона безработных пролетариев, т.е. пролетаризированных крестьян, которые не могли найти себе работы, и вы догадаетесь, что это должно было давить колоссальным грузом на заработную плату и условия труда тех рабочих, которые находили себе место на фабриках, а ужасные условия труда, необычайно трудный и длинный рабочий день и плохая заработная плата толкали этого голодного рабочего к забастовочному движению. Как вы видите, и это забастовочное движение 90-х годов было связано необходимой связью с тем, что происходило в деревне.

Эта связь шла в обе стороны. Если пролетаризация крестьянства толкала все большее и большее количество бывших самостоятельных хозяев в город, в ряды забастовщиков, то промышленный кризис выбрасывал рабочих обратно в деревню — куда вчерашний крестьянин возвращался уже обогатив свой опыт стачечной борьбой, уже распропагандированный своими городскими товарищами. Когда мы будем читать потом, в 1905 году, губернаторские донесения о деревенских «беспорядках», мы стереотипно будем встречать во главе последних крестьян, вернувшихся из города, с «отхожих промыслов». И оставшиеся в деревне пролетаризированные их собратья, «деревенская беднота», составили главную массу участников нового крестьянского движения.

Оправдывались слова Плеханова: «Революционная мысль, зреющая в рабочей среде, есть революционная мысль, зреющая в среде народной. Русский рабочий есть кость от кости и плоть от плоти русского народа». И основываясь на этом, Плеханов предсказывал, что «начавшееся в рабочей среде революционное движение вовлечет в свое русло значительную часть беднейшего крестьянства».

Но оправдывалось гораздо больше, чем это. Против помещика все крестьянство вставало как единое целое. «Отработки и кабала, сословная и гражданская неполноправность крестьянина, его подчинение вооруженному розгой привилегированному землевладельцу, бытовая приниженность, делающая крестьянина настоящим варваром, — все это не исключение, а правило в русской деревне, и все это является, в последнем счете, прямым переживанием крепостного порядка», говорил Ленин. «В тех случаях и отношениях, где царит этот порядок и поскольку он еще царит, врагом его является все крестьянство как целое. Против крепостничества, против крепостников-помещиков и служащего им государства крестьянство продолжает еще оставаться классом, именно классом не капиталистического, а крепостного общества, т.е. классом-сословием».