К 1740 г. относится замечательный документ — инструкция, написанная Миллером для адъюнкта И. Фишера. Фишер должен был сменить Миллера в Сибирской экспедиции, и Миллер хотел передать ему свой опыт, чтобы Фишер не начинал, как он, с самого начала. Эта инструкция, состоящая из 100 пунктов, показывает, как много уже было известно ученым XVIII в. об археологических памятниках и что Миллер понимал значение самых разных полевых наблюдений. Миллер различает до десятка типов сибирских погребальных сооружений и предписывает Фишеру исследовать множество вопросов. Надо выяснить и число погребений, и глубину их, и ориентацию, и есть ли при погребениях костяки овец и коней. Надо записать, где лежат вещи — в ногах или в головах.
Интерес появляется не только к курганам, но и к городищам, писаницам, развалинам, изваяниям. Блеск сибирского золота не затмил для Миллера значения рядовых находок: «Глиняные сосуды не следует при этом оставлять без внимания», — пишет он[92]
. Инструкция Миллера — свидетельство огромного прогресса в исследовании русских древностей за короткое двадцатилетие после петровского указа.Рассмотреть здесь все материалы по археологии, собранные b XVIII в., нет возможности, да пожалуй, и особой нужды. Попытаемся уловить общие черты в работах исследователей XVIII в. Бросается в глаза, что прежде всего проявился интерес к археологическим памятникам окраин России, а не центра. Для первых трех четвертей XVIII века больше всего данных об археологических изысканиях в Сибири. В последней четверти столетия преобладают уже сообщения о древностях Причерноморья. Выход России к морю, присоединение Крыма впервые познакомили русских ученых с памятниками античности. Внимание людей, воспитанных в традициях классицизма, быстро переключается на эти остатки старины, более понятные и близкие, чем сибирские древности.
Проявлялся интерес и к Кавказу. На участников Персидского похода Петра I большое впечатление произвели огромные по протяженности крепостные стены Дербента VI в. н. э. Дмитрий Кантемир (1673—1723) — отец поэта — снял план этих стен и сделал их описание.
На барельефе «склонися древний Дербень вечному в славе Петру» (1727—1730), предназначавшемся для триумфального столпа в намять Петра I. А. К. Нартов довольно точно воспроизвел внешний вид дербентских стен[93]
(см. рис. на стр. 34—35). В те же годы специальную статью о дербентских стенах написал по материалам Кантемира Г. Байер[94]. Татищев организовал исследование средневековых памятников в Северном Предкавказье, в частности, известных Маджар[95].И наряду со всем этим мы почти не видим интереса к археологии Средней России, к древностям собственно русским. Это весьма примечательно. Успехи русской науки XVIII в. в области археологии не надо переоценивать. Здесь была немалая доля интереса к экзотическим странам, к «куриозитетам» загадочного Востока. В сибирских краях, населенных «дикими инородцами», находят следы какой-то неизвестной высокой культуры — памятники искусства из золота, письмена, развалины. Это интересно, это надо понять.
Совсем иное — скромные городища и курганы Средней России; они примелькались всем, кто ездит по стране; известно, что богатых находок в них нет. В общем, это что-то обыденное и вряд ли интересное. Собирая и исследуя русские летописи, историки XVIII в. еще не думали о том, что раскопки этих курганов и городищ помогут разобраться во многих темных вопросах истории древней Руси. Археологический метод изучения прошлого применялся очень ограниченно, в основном там, где письменные источники вообще отсутствовали.