Очерки по истории русской археологии

Итак, по крайней мере шесть видов археологических памятников — курганы, городища, наскальные изображения, каменные бабы, лабиринты и древние горные разработки — были известны в древней Руси. Незамеченными оставались стоянки, селища — памятники, не имеющие признаков на поверхности. Но два вида находок на стоянках привлекали внимание. Это — каменные наконечники стрел неолитической эпохи и кости мамонта. Как и по всему Старому Свету, кремневые наконечники назывались на Руси «громовыми стрелами». Согласно повериям, записанным во многих местах в XIX в. «громовые стрелы» в народе считали результатом удара молнии в землю и пользовались ими как целебным средством, амулетами, оберегами. Эти представления существовали уже в древней Руси. О «громовых стрелах» упоминают письменные источники — «Кормчая книга», «Домострой», «Луцидариус»[55]. В культурном слое XIV в. в Новгороде Великом найден амулет — наконечник неолитического копья в медной оправе с изображением процветшего креста (см. рис. на стр. 21). Находки «громовых стрел» зафиксированы в двух вятических погребениях и во Владимирских курганах[56].

Неолитический наконечник копья из культурного слоя Новгорода Великого, использованный как амулет в XIV в. (по М. В. Седовой)

Интерес к костям мамонта носил другой характер. С. Н. Замятнин опубликовал грамоту 1684 г., вызванную сообщением о находке гигантских костей в Воронежском крае. Находчик думал, что это ноги «волота». В царском указе курскому воеводе предписывалось «ноги откопать, а откопав, кости измерить, какова которая кость мерою в длину и в толщину и написать на роспись и на чертеже начертить»[57]. С. Н. Замятнин называет эту грамоту первой русской инструкцией для раскопок. Может быть, это и слишком, но интерес ее бесспорен. Перед нами свидетельство бескорыстного любопытства к памятникам далекого прошлого. Это уже не интерес к кладу, к сокровищу, а зачатки научной любознательности.

Наконец, самые интересные сведения об археологических памятниках, дошедшие до нас от древней Руси, связаны с теми же северными лабиринтами. В конце XVI — начале XVII в. в долгом споре с Данией русская дипломатия отстаивала права России на «Лопскую землю». И вот в 1603 г. русские посланники И. С. Ржевский и С. В. Годунов впервые в истории России привлекли археологические памятники на службу политике. В грамоте, поданной датским послам С. В. Годуновым, говорилось: «И Лопская земля вся изстари к нашей отчине, к Новгородцкой земле, а взял ее войною нашие отчины Новгородцкого пригорода корелской державец именем Валит, тож и Варент, а руское имя его Василей, которого и ныне есть в тех местех на Мурманском море в его имя городище Валитово и иные признаки, как вам о том подлинно объявлено»[58]. Здесь имеется в виду приведенный выше рассказ о лабиринтах. Так, еще 350 лет назад, русская дипломатия осознала политическое значение археологии.

Таким образом, к XVIII в. русское общество пришло с определенным интересом к остаткам старины. Были известны самые разные памятники древности. Делались попытки так или иначе осмыслить их и использовать в практических целях. Было известно, что найти древности можно путем раскопок в земле. Такие раскопки уже производились, и не только с кладоискательскими целями. В 1420 г. во Пскове в период мора посадники и горожане, желая прекратить мор, хотели найти древнейшую в городе церковь Власия. Для этого был куплен «двор Артемьев», снесены постройки, после чего, проведя раскопки, горожане «обретоша престол»[59]. Мы видим, что интерес к древностям на Руси был многогранен.

Но от всего этого до подлинной науки было еще далеко. Происхождение многих археологических находок не было понято. Это касается не только кремневых орудий и костей мамонта, но даже, как ни странно, предметов, обычных для самой древней Руси. Так, в Ипатьевской летописи рассказывается, что когда в Ладоге бывает «туча велика и находять дети наши глазкы стекляныи и малыи и великыи, провертаны, а другые подле Волхова беруть, еже выполоскываеть вода, от них же взях боле ста»[60]. Совершенно ясно, что речь идет о стеклянных бусах, вымывавшихся дождем из культурного слоя Ладоги. Но летописец, как видно из следующего затем текста, думал, что «глазкы стекляныи» выпадают, как град, из «тучи великой».