При свете этого трезвого понимания долга «просвещенного монарха» пред управляемым им народом, Екатерина умела сознавать и строить свои отношения к церкви и к делам религии вообще. Фридрих II Прусский с жестокостью утверждает: «Еllе n'а аuсunе rеligiоn, mаis еllе соntrеfаit lа dévоtе». Русский «просвещенец», историк и публицист, кн. Щербатов в своем трактате «О повреждении нравов» пишет об Екатерине: «Имеет ли она веру к Закону Божию? Но — несть! Упоена безрассмысленным чтением новых писателей. Закон христианский (хотя довольно набожной быть притворяется) ни за что почитает. Коль ни скрывает своих мыслей, но оное многажды в беседах ее открывается… И можно сказать, что в царствование ее и сия нерушимая подпора совести и добродетели разрушена стала». Но сам кн. Щербатов, рационалист-просвещенец, чужд понимания духа православия. Он «западническими» глазами видит в русской иерархии опасность вычитанного из французской литературы «клерикализма». И за такой антиклерикализм одобряет Екатерину: «ныне царствующая императрица, последовательница новой философии, конечно, знает до каких мест власть духовная должна простираться и, конечно, из пределов ее не выпустит. Но я впредь не ручаюсь, чтобы духовный чин, нашед удобный случай, не распростер свою власть» (!!). Таково же в сущности было и воззрение Екатерины. Еще в 1761 г. она выражалась так: «уважать веру, но никак не давать ей влияния на государственные дела». В письмах Вольтеру она называет себя «главой греческой (т. е. русско-православной) церкви в смысле власти, церковная власть должна подчиняться ей безусловно». Сын ее Павел I внес эту жестокую формулу «глава Церкви» в наши Основные Законы.
Но свое уставное благочестие Екатерина практиковала с убеждением, что таков долг монарха пред верой народа. Она ходила из Москвы пешком на богомолье к Троице-Сергию, целовала руки духовенству. Ездила в Киев и поклонялась печерским угодникам. Говела и причащалась вместе со всем придворным штатом. Заслышав в 1763 г. о предпринятом митр. Арсением Мациевичем переложении в новую серебряную раку мощей святителя Димитрия, она остановила предположенную церемонию впредь до ее личного присутствия при этом. Бывая в Троице-Сергиевой Лавре в 1762-63 гг., Екатерина сама заметила и выделила ректора Троицкой Семинарии, иеромонаха Платона (Левшина). После ее второго же визита получается приказ Платону явиться ко Двору для переговоров об обучении Закону Божию наследника престола — Павла. Платон приглашается к царскому столу. А вольтерьянствующий министр Никита Панин, не доверяя увлечению императрицы, ставит тревожный вопрос: «а не суеверен ли?.». С этого началась придворная жизнь Платона. Екатерина ценила его ораторский талант и с гордостью показывала его иностранцам. Екатерина говорила: «Отец Платон делает из нас все, что хочет — хочет он, чтобы мы плакали — мы плачем»… С иностранными богословами и учеными Платон мог с удобством говорить по-латыни, но для светского большинства нужен был французский язык. И Платон вынужден был учиться языку. Современник поясняет: «почему он и успел в том языке, несколько мог разговаривать, а читать и разуметь французские книги удобно мог».
Так, не без талантливой тактичности, начали развиваться отношения Екатерины с православной церковью. И уже делом взаимного чутья и такта было для иерархии суметь приноровиться к этому не традиционному старорусскому благочестию монархини, а к благочестию, так сказать, «по долгу службы», но в этом смысле серьезному и надежному.
Вот такой-то именно «просвещенной абсолютной монархине» и суждено было осуществить зов судьбы, вдохновиться смело решить ставший для церковного быта «революционным», вопрос об отобрании у иерархии, монастырей и церквей их земельных угодий.
Процедура секуляризации
Открыто техническое выполнение задуманной реформы началось указом 29.ХI.1762 г. об учреждении Особой Комиссии и предписанием ей определенной инструкции. Указ Императрицы в стиле Петра Великого с резонирующими мотивами и с просвещенческими заушениями отсталого, чумазого и ленивого духовенства и монашества, и гордыми модными поучениями. Ссылаясь на свой манифест 12.VIII.1762 г., Екатерина повторно твердит, что «Божественное Писание предписывает ей, яко блюстительнице церкви святой, учреждать все порядки и законы, подкрепляющие православие… и чтобы совесть блюстительницы не была отягощена сокрушением при виде существующих в этом чину нестроений».