Очерки по истории Русской Церкви. Том 2

5) не допускать к нему ни под каким видом (не только для разговоров, но ниже для посмотрения) никого. И, одним словом, так его содержать, чтобы и караульные не только о состоянии его, но ниже и о сем его гнусном имени и не знали».

Караульных солдат предписано брать только из местного гарнизона, в большинстве не знающих русского языка.

Масон начала ХIХ в. Ив. Вл. Лопухин, восхваляя Екатерину II за гуманность, однако оговаривается, что «из дела Арсения видно, до чего и Великая Екатерина могла быть на гнев подвигнута».

Увоз Арсения поручен был майору Толузакову. 29.ХII. 1767 г. над Арсением в Губернской Канцелярии проделан предписанный обряд расстрижения. Ему обрили и голову и бороду и одели в мужицкий кафтан, который был ему и узок и короток. Все время молчавший Арсений поэтому попросил оставить ему подрясник. И губернатор соглашался было, однако трусливый угодливый Нарышкин настоял на жестокой букве: «воля Ваша, но по указу надлежит исполнить».

Сверх этого, чтобы довести живого, дали баранью шубу, две пары теплых чулок и шапку. И немедленно повезли арестанта «инкогнито». На пятые сутки привезли в Вологду. Толузаков сдал здесь «безымянного арестанта», как вещь, под расписку капитану Нолькену, человеку немецкого языка, который в тот же день повез его, без остановок, минуя Петербург, прямо в Ревель. Этот потаенный провоз оставил свой след в рассказах среди духовенства о ряде видений. При проезде через Ростов — кафедральный город Арсения — слышали ночной звон колоколов, в церкви видели свет и Арсения, благословляющего народ. В Ревеле поместили арестанта на горке, окруженной стенами с башнями, в так наз. Вышгороде, в башенной камере 10 футов длины и 7 футов ширины, размер почти могилы. После 12-дневного безостановочного пробега 2 000 верст арестант был разбит, и его полуживого внесли в каземат и бросили одного до следующего дня. Полумертвым он оставался и на другой день. Обер-комендант фон Тизенгаузен позвал доктора, и тот подлечил замученного старика. Арсений не знал, где он теперь находится. Инструкция коменданту требовала, чтобы с арестантом не допускалось никаких сношений извне, «чтобы этот великий лицемер не привел и других к несчастью». Если он станет что-нибудь разглашать — не верить, и если не замолчит, тут же в каземате вставить ему в рот пыточный кляп. Особенно опасалась Екатерина II сношений духовенства с Арсением. Поэтому она сама приписала к инструкции коменданту: «Попа при смертном часе до него допустить с потребою, взяв с попа подписку под смертной казнью, что не скажет о нем никому».

Поначалу общее содержание арестанта предписано было сносное: чтобы он «был сыт и одет», пища — «какую сам запросит», а «для ночного времени покупать ему свечи». Спустя неделю (15.1.1768 г.) Екатерина II просит коменданта уведомить ее, довольно ли на содержание арестанта 10-ти коп. в день, «дабы я могла прибавить, ибо мое намерение есть, чтоб он нужду не терпел». Разрешается давать книги. «Если же ему нужда будет в белье и одежде, то удовольствуйте его без излишества (!?). А в болезнях его велите лечить и предпишите тем, кои около его, чтобы с ним без грубости обходились». Этими показными милостями Екатерина II маскировала свою «накаленность» против Арсения. По еженедельным рапортам в Петербург, которые Екатерина II, конечно, читала, выходило, что арестант ведет себя безупречно тихо. Проходили год за годом. Насколько Екатерина II зорко следила за Арсением, видно из ее письма к кн. Вяземскому (в 1771 г.) при назначении нового коменданта: «Как генерал-поручик фон-Бенкендорф ныне об.-комендант в Ревеле определен, то не изволишь ли писать к нему, чтобы он за Вралиом имел смотрение такое, как и Тизенгаузен имел, а то боюсь, чтоб не бывши ему поручен, Враль не заводил в междуцарствии свои какие ни на есть штуки и чтоб не стали слабее за сим зверьком смотреть, а нам оттого не выливались лишние хлопоты». Стоило только пристрастной Екатерине обнаружить свой болезненный интерес к арестанту, как угодливые и чужие сердцем к русскому монаху лютеране устроили сыск и новое третье по счету дело об Арсении. Оно поручено было начальнику Тайной Канцелярии при Екатерине II — Шешковскому. Позднее, уже в 1814 г. Булгаков в письме объясняет дело наговором старого врага Нарышкина, будто Арсений задумал новую «пакость» — убежать на купеческом судне в Англию. Другие тогда же объясняли раздувание «дела» усилением волны слухов в народе о святости и чудесах узника. Екатерина II дала веру выдумщикам и собственноручно написала коменданту: «У вас в крепкой клетке есть важная птичка, береги, чтобы не улетела. Надеюсь не подведешь себя под большой ответ… Народ его очень почитает исстари и привык (!) его считать святым, а он больше ничего, как превеликий плут и лицемер».