Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI— XVII вв. Опыт изучения общественного строя и сословных отношений в Смутное время

Разрыв с Шуйскими и опала на них повлекли за собой и другие опалы и казни. Источники, говоря о лицах, которых коснулся розыск, рассказывают, что Шуйских выдала болтовня «без рассуду» близких к ним торговых людей, между прочим, известного в то время «церковного и палатного мастера» Федора Коня (или Конева); называется также имя казненного смертью Петра Тургенева; отмечается, что большинство подозреваемых принадлежало к духовенству. Если даже признать преувеличенным слух о том, что при самом начале правления нового царя «обыкновенно ночью тайно пытали, убивали и казнили людей» и что «каждый день то там, то здесь происходили казни», все-таки нельзя не заметить, что новое царствование началось не гладко и не вполне милостиво. Все слои московского населения испытали на себе, что «великий государь» не всех одинаково жалует, как обещал, «по своему царскому милосердному обычаю». С другой стороны, «великий государь» слишком жаловал тех, кого Москва не любила и боялась. С ним в Москву пришли казаки и польские роты и приехали польско-литовские паны вроде князя Вишневецкого. Весь этот народ имел претензию думать, что именно ему москвичи обязаны восстановлением династии, а новый царь – своим престолом. Поведение пришлецов было надменно и грубо, нравы распущенны. Москвичи оскорблялись предпочтением, которое оказывалось иноземцам, и свободой, с какой держал себя в Москве чужой люд. Правда, царь Димитрий скоро распустил свое воинство и расплатился с ним, но на смену ушедшим являлись в Москву новые выходцы искать торговых барышей или придворных милостей. Царь всегда бывал окружен чужеродными гостями и иностранной стражей. Народ, видавший приготовления к казни крамольника В. Шуйского, понемногу стал думать, что это был не крамольник, а провидец и страдалец за веру и правду. Можно полагать, что вопреки уверениям иностранных современников, выхвалявших Самозванца, его личность и дела не приобрели особой популярности у москвичей. А весной 1606 года нашествие поляков на Москву ради свадьбы Самозванца и Марины и вовсе отчуждило московское население от нового двора. Интересно указание в письме Бунинского к Самозванцу, в январе 1606 года, что даже такие невеликие люди, как Борша и Хрипунов, говорили между собой, будто на Москве уже точно дознались, что царь Димитрий не настоящий царь; подобные разговоры между москвичами были в ходу, стало быть, еще за полгода до свержения Самозванца[88].