Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI— XVII вв. Опыт изучения общественного строя и сословных отношений в Смутное время

Подмосковная битва 25 июня 1608 года имела влияние и на сторону царя Василия. Если тушинцам она показала необходимость дальнейших усилий и невозможность овладеть Москвой с одного удара, то и царь Василий, а с ним и все вообще москвичи убедились в том, что войска Вора представляют грозную боевую силу, с которой предстоит тяжелая борьба. Страх перед Вором и предчувствие его торжества очень скоро деморализовали подданных царя Василия. Мы видели, что первая «шатость» обнаружилась в войсках Шуйского даже раньше битвы под Москвой, еще на походе Вора к столице. Но тогда на речке Незнани пытались изменить Шуйскому члены заведомо неприязненного ему кружка Романовых. Во главе шатавшейся рати стоял, между прочим, Иван Николаевич Романов; главными виновниками измены были сочтены его шурин князь Иван Федорович Троекуров, женатый на Анне Никитичне Романовой, и зять его брата князь Иван Михайлович Катырев-Ростовский, женатый на Татьяне Федоровне Романовой. К ним пристал один из Трубецких, князь Юрий Никитич. «Шатость» на Незнани была чисто боярской шатостью, к которой Шуйскому достаточно было времени привыкнуть, начиная с первых дней правления. Но совершенно новые явления стали происходить в Москве после Ходынской битвы 25 июня: начался открытый «отъезд» от царя Василия к тушинскому царю. «После того бою, – говорит современник о Ходынском сражении, – учали с Москвы в Тушино отъезжати стольники, и стряпчие, дворяне московские, и жильцы, и городовые дворяне, и дети боярские, и подьячие, и всякие люди». В эту пору отъехали в Тушино люди из близких к Романовым по свойству семей – князья Алексей Юрьев, Сицкий и Дм. М. Черкасский. Отъехал известный впоследствии князь Дм. Т. Трубецкой, к которому скоро присоединился в Тушине и его старший двоюродный брат князь Юрий Никитич, сосланный Шуйским за измену на Незнани в Тотьму и оттуда ушедший к Вору. Отъехали затем люди помельче, вроде Бутурлиных и князей Засекиных, и уже вовсе мелкие людишки, как «первый подьячий» Посольского приказа Петр Третьяков и с ним иные подьячие. Измена отдельных лиц и явный переход их в Тушино не могли не влиять на настроение других, оставшихся в Москве, служилых людей. Когда в конце сентября Сапега разбил московские войска под Рахманцевом и овладел дорогами Дмитровской и Ярославской, в полках Шуйского началась настоящая паника. Дворяне и дети боярские новгородские, псковские и северных заволжских городов сообразили, что они теперь отрезаны Сапегой от своих мест, и заспешили домой. Царь Василий пробовал их «унимать», даже приводил ко кресту, но они не послушались, говоря: «Нащим-де домам от Литвы и от русских воров быть разореным». За русскими бросились из Москвы служилые татаре и прочие инородцы с Волги; они «поехали по домам же». Словом, осенью 1608 года, по заключению современного наблюдателя, «с Москвы дворяне и дети боярские всех городов поехали по домам, и осталися Замосковных городов немноги, из города человека по два и по три; а Заречных и Украинных городов дворяне и дети боярские, которые в воровстве не были, а служили царю Василию и жили на Москве с женами и детьми, и те все с Москвы не поехали и сидели в осаде и царю Василию служили, с поляки и с литвой, и с русскими воры билися, не щадя живота своего, нужу и голод в осаде терпели»[130]. Эти «заречные» дворяне, если бы и захотели уехать из Москвы, не знали бы, куда им ехать, потому что их родные места были заняты и опустошены «ворами». Еще до прихода Вора под московские стены, весной 1608 года, ввиду возобновления смуты на украйнах и появления Лисовского с большими скопищами на Рязани царь Василий предписывал рязанским воеводам убеждать служилых людей, «чтобы они для воровского приходу жен своих и детей присылали б к нам к Москве с людьми своими». Такое распоряжение, не предвидевшее прихода «воров» под Москву, имело целью избавить женщин и детей от ужасов осады, «чтоб в воровской приход женам и детям в осадное время, будучи в осаде, всякого утешенья не учинилось». Очевидно, рязанцы, послушавшись царского слова, отослали в Москву свои семьи, а там как раз и застигло их осадное «утешенье» от Вора. Тогда и сами рязанцы в большом числе были вызваны в московскую осаду, и таким-то путем образовалась та тесная связь между Москвой и «заречным» Рязанским краем, которая может удивить наблюдателя, незнакомого с только что изложенными обстоятельствами. Царь Василий постоянно требует от рязанских воевод присылки хлеба и ратных людей и часто благодарит главного рязанского воеводу Прокопия Ляпунова за его верность и усердие. Со своей стороны рязанские служилые люди действительно «прямят» царю Василию и крепко стоят за Москву. Они борются и с крымскими людьми, набегавшими на южные рязанские окраины, и с местными «ворами», воровавшими на Оке, и с тушинцами, подходившими к Коломне; они увещают касимовских татар обратиться к истинному царю Василию от ложного Вора. Зато они считают себя вправе возвышать свои голоса на Москве и впоследствии играют важную роль в перевороте, низложившем Шуйского[131].