Очерки по истории Смуты в Московском государстве XVI— XVII вв. Опыт изучения общественного строя и сословных отношений в Смутное время

Чем больше собиралось в Нижнем средств и народа, тем больший авторитет приобретали нижегородские воеводы и бывший при них «земский совет». Не только в Нижегородский уезд они посылали своих агентов с поручениями и приказами, но и в другие города отправляли от себя воевод и правителей. Так, в Курмыш, «по совету всей земли», был послан воеводой нижегородский дворянин «из выбору» Дмитрий Савин Жедринский на место Смирного Васильева Елагина. Еще раньше, в декабре 1611 года, по челобитью «Нижнего Новгорода всяких людей» товарищ Пожарского Ив. Ив. Биркин отправился «в Казань для ратных людей». С ним же поехали в Казань нижегородские духовные и дворяне для совещания. Эта посылка имела для дела особенное значение. В Казани с июля 1611 года не было воеводы, а сидел один дьяк Никанор Шульгин; воевода же боярин Вас. Петр. Морозов ушел под Москву к Ляпунову, собрав всю воинскую силу из Казани, Свияжска и «казанских пригородов». Под Москвой казанцы уже не застали Ляпунова, но остались там с казаками и вместе с ними взяли приступом Новодевичий монастырь. Можно было опасаться, что, поладив с казачьим правительством, они и в Казань передадут свое настроение в пользу таборов. Тогда в тылу у нижегородцев оказались бы не друзья и союзники, а враги. Поэтому из Нижнего в Казань посылают целое посольство, а при нем и своего воеводу, чтобы не только привлечь к себе Казань, но и посадить там свою власть. Власть эта и осталась в Казани. Хотя уже с самого начала в Нижнем были дурные вести о поведении Шульгина, который будто бы увлек и Биркина в «воровство», однако Казань не отказалась от соединения с Нижним и, как видно из грамот Шульгина, писанных в феврале 1612 года, не только сама собиралась в помощь Нижнему, но и других побуждала к тому же. Раздоры казанцев между собой и с нижегородцами начались позднее, когда уже средоточием движения стал Ярославль[238].

Таким образом, городское движение Нижнего Новгорода очень быстро выросло в областное низовское, и нижегородские воеводы стали руководить значительным районом. Едва устроясь у себя в Поволжье, Пожарский от лица всего Нижнего уже спешил обратиться с торжественной грамотой к поморским и «верховым» городам, прежде всего к Вологде и Ярославлю. Призывая их на подвиг «очищения» Москвы, он объявлял им о происходящем в Понизовье движении и излагал его программу. Особенно много говорил он о казачьем «воровстве» и о желании казаков начать «новую кровь», то есть междоусобие, провозглашением Марины и ее сына. Отрекаясь от Воренка, и от псковского Самозванца, и от «литовского короля», Пожарский желал всей землей выбрать нового государя, «кого нам Бог даст», а до тех пор настаивал на единении всех земских людей «в одном совете», чтобы «на польских и литовских людей итти вместе» и «чтобы казаки по-прежнему низовой рати своим воровством, грабежи и иными воровскими заводы и Маринкиным сыном не розгонили». Надеясь на силу объединенной земщины, он уверенно говорил о казаках: «Мы дурна никакого им учинить не дадим», «дурна никакого вором делати не дадим». К сожалению, эта первая грамота Пожарского не имеет точной даты, и, стало быть, нельзя сказать, когда именно «вся земля» услышала бодрый призыв нижегородцев. Во всяком случае, это было не позднее начала февраля 1612 года. Пожарский сообщает в грамоте о выступлении из Казани в Нижний «передовых людей» и стрельцов, которых он и ждал к себе «вскоре»; по словам же одной казанской грамоты можно заключить, что стрельцы со служилыми инородцами пошли из Казани около 9 февраля. Месяц февраль, таким образом, был временем, когда нижегородское движение стало общеземским[239].