Грамота Пожарского, распространяясь по городам, произвела сильнейшее впечатление. Те, кто желал восстановления порядка не с казачьим правительством, устремились в Нижний. «Поидоша изо всех городов, – говорит летопись, – первое приидоша коломничи, потом рязанцы, потом же из Украинских городов многие люди и казаки и стрельцы, кои сидели на Москве при царе Василье». Летописец не напрасно охватил здесь такой широкий круг лиц и мест. Нижегородское движение, начатое посадскими людьми, поддержанное провинциальным служилым людом, руководимое князем высокой породы, имевшее, наконец, определенную национально-охранительную программу, могло вызывать к себе сочувствие очень разнообразных слоев общества, утомленных Смутой и господством чужой иноземной и воровской казачьей власти. Но в то же время, представляя собой опыт объединения консервативной части московского общества, нижегородское ополчение было организацией, направленной против всего, что отошло от старого московского порядка. Его должны были бояться и поляки с московскими «изменниками» и подмосковные «воры» казаки. Если первым предстояло, голодая в кремлевской осаде, терпеливо ждать развязки неизбежного столкновения между нижегородским ополчением и казаками, то казачьи вожди должны были немедля определить свое отношение к происходящему на севере движению. Первые же грамоты Пожарского заставили их действовать, Заруцкий и Просовецкий из-под Москвы задумали овладеть Ярославлем и заволжскими городами, чтобы прервать сообщения с Поморьем и изолировать их друг от друга. Хорошо задуманное дело, однако, не удалось. Ярославцы дали знать в Нижний о появлении в Ярославле «многих казаков» и о походе на Ярославль всей рати Просовецкого. Пожарский понял, что медлить нельзя, и ввиду опасности изменил первоначальный план своих военных действий. Сначала он думал идти из Нижнего прямо к Москве на Суздаль, о чем и писал в первой грамоте в таких выражениях: «А мы… собрався со многими ратными людьми, прося у Бога милости, идем на польских и литовских людей, которые ныне стоят под Суздалем». Он тогда еще не определял точно сборного места всех земских ратей и просил, например, вологжан, подумать, «где вам с нами сходиться». Получив же весть о Просовецком, он оставил мысль о Суздале и «наскоро» послал свой авангард в Ярославль, чтобы захватить этот важнейший узел северных путей раньше, чем туда явятся большие казачьи силы. Начальник нижегородского авангарда князь Д. П. Лопата-Пожарский занял Ярославль раньше Просовецкого и, переловив бывших там казаков, бросил их в тюрьму. За передовыми войсками к Ярославлю двинулись и главные силы нижегородского ополчения, пользуясь еще зимним путем. Они шли на Балахну, Юрьевец, Кинешму и Кострому по правому берегу Волги. Уже из Костромы Пожарский послал отряд на Суздаль и успешно занял этот крепкий город, важный для нижегородцев тем, что он прикрывал подступы от Москвы к нижегородским местам и был ключом всего края, лежавшего на левых притоках Клязьмы. Сам же Пожарский продолжал движение на Ярославль и пришел туда около 1 апреля, усиленный отрядами из многих поволжских городов[240].
Этим закончился первый период деятельности нижегородских воевод. В Нижнем они были местной властью, в Ярославле им было суждено стать общегосударственной. «Общий совет» нижегородский в Ярославле должен был превратиться в совет «всея земли» и был пополнен новыми элементами. Деятельность воевод и этого совета в Нижнем была военно-административной, а в Ярославле получила характер политический. Словом, в Ярославле нижегородская власть преобразовалась в новое правительство всей Русской земли.
VII