Экономический кризис, развеявший население и сокрушивший хозяйственную культуру в срединных областях московских, разразился одновременно с политическим кризисом, сорвавшим с наследственных земель и погубившим в государевой опале все подозрительные для царя элементы в княжеской аристократии. Государева опала винно и безвинно постигала как отдельных лиц, так и целые семьи княжеского и некняжеского происхождения. Наблюдая отдельные проявления жестокости Грозного, не видишь в них даже простого смысла, читая синодики Грозного, не отыскиваешь объяснения ни прегрешениям, ни покаянию Грозного. И сами современники, кажется, не умели объяснить дела, когда рассказывали, что «многих людей государь в своей опале побил», «и в земских и в опришнине людей выбил». Только наблюдения над земельной мобилизацией в опричнине открывают смысл той загадочной суеты, какая началась в государстве с учреждением опричнины. Царь перебирал княжат на местах их вотчинной оседлости и разрывал связь их с землей, на которой они родились и которая питала их политические воспоминания и понятия. Как сказочный Геракл успел одолеть Антея, потому что оторвал его от земли, его родившей, так исторический Грозный навсегда сломил политическую силу титулованного боярства, потому что оторвал его от наследственных вотчин и пересадил в новые условия службы и хозяйства. Сложность предпринятого пересмотра и передвижения землевладельцев была причиной того, что от операции пострадали не одни княжата, но и люди простые и далекие от политики. Личная жестокость и распущенность Грозного повели к тому, что сложное политическое дело было еще более осложнено ненужными казнями, пытками и грубым развратом. Крутая по своей сущности мера приняла характер общего террора именно потому, что ее прямой смысл был затемнен непонятными и страшными способами действия. Вся страна содрогалась от страха опричнины и жестокостей Грозного. Боярство, титулованное и простое, гибло в опалах и спасалось в Литву. Убыль в составе современного Грозному боярства была так велика, что, по словам историка боярства В. О. Ключевского, «в начале XVII века из больших боярских фамилий прежнего времени действовали Мстиславские, Шуйские, Одоевские, Воротынские, Трубецкие, Голицыны, Куракины, Пронские, некоторые из Оболенских и в числе их последний в роду своем Курлятев, Шереметевы, Морозовы, Шеины – и почти только». Остальная знать бежала или вымирала и разорялась, словом, исчезала с вершин московского общества. Таяли и исчезали в конфискациях опричнины и имущества знати. Что не брал на себя государь, то понемногу переходило к монастырям или за долги служилых людей или на помин их душ. Вместе с политическим положением быстро изменялась к худшему и экономическая обстановка боярства. В жалобах Курбского можем мы слышать голос всей той среды, к которой он принадлежал. Менее могли высказываться, но не менее боярства страдали от опричнины и те простые малоземельные служилые люди, которых передвигали с земель на земли по соображениям политического порядка, не в государевой опале, а всем городом. Сколько насилий и обид, разорений и потерь связано было с этим передвижением! На старой земле погибало устроенное хозяйство служилого человека; на новой оседлости трудно было ему обжиться и устроиться на пустошах без крестьян, которые или сами разбредались, или свозились соседями. Страшная задолженность и хозяйственная маломочность служилого класса находят свое объяснение, между прочим, в этом вынужденном кочевании служилых хозяйств. На меньшей братии, людях, зависимых от служилых господ, опричнина должна была отозваться столь же тяжело. По давнему московскому обычаю при опале конфисковали не только имущество, «живот», опального человека, но и его документы – «грамоты и крепости». Действие этих крепостей прекращалось, обязательства развязывались, и крепостные люди, «опальных боляр слуги», получали свободу, иногда с запрещением поступать в какой-либо иной двор. Подобную судьбу испытывала многочисленная дворня погибавших от лютости Грозного бояр. Если она не гибла с господином, она осуждалась на свободное и голодное существование. Это был опасный для порядка элемент. Именно на него указывает Авраамий Палицын, когда рассказывает о «собрании злодеем» на украйнах. Таким образом, направленная против высшего служилого слоя опричнина тяжко отзывалась на всем обществе. Создавая политическое гонение против немногих и вряд ли очень опасных врагов государственного порядка, она создавала этому порядку действительных врагов в массе лиц, терпевших не за измену свою государству, а неизвестно за какую вину пред жестоким и распутным властителем[41]
.