Очерки по истории советской науки о древнем мире

Последующая судьба исследований по древней истории зависела от того, каким образом сформировалось руководство в ее отраслях. Практически монопольное положение Струве во главе востоковедения позволило ему выступить с концепцией рабовладения на древнем Востоке, претендовавшей на статус общей схемы: ее критика не была невозможна, но равная по охвату материала альтернатива ей не была выдвинута вплоть до 1950-х гг.[32] При этом личные черты Струве предопределили в науке о древнем Востоке систему отношений, в целом, менее неприятную, чем было вообще возможно в сталинское время. Однако антиковедение было более полицентрично, и в нем играли видную роль не только ученые, апеллирующие к старой традиции (В. С. Сергеев и Н. А. Машкин), но и А. В. Мишулин – партийный выдвиженец иной формации, нежели лидеры ГАИМКа. Как нам кажется, именно он в некотором смысле подхватил у них знамя создания единой марксистской концепции древней истории; нет сомнений, что сделал он это по личному убеждению, видя основу для такой общей концепции в теории «революции рабов», и при этом вел себя менее напористо и автономно, чем его предшественники. Претензии Мишулина на создание общей концепции истории древности можно обнаружить в передовых статьях «Вестника древней истории» конца 1930-х гг., в частности, в статье о подготовке марксистских вузовских учебников: это дело виделось ему как сугубо коллективное, реализуемое по единой и подробно проработанной концепции, с детальным распределением между его участниками задач и контролем за их исполнением [33]. Другим делом, теоретически предоставлявшим сходные возможности, но более сложным в монополизации, было намеченное во второй половине 1930-х гг. написание «Всемирной истории»: работа над ее разделами по древности ждет своего исследователя, который мог бы, в частности, установить, не были ли проволочки в ней, повлекшие ее фактический срыв, связаны с трениями между Мишулиным и его оппонентами «старой традиции». Еще один сюжет, заслуживающий внимания, – это попытки Мишулина создать собственную школу: пожалуй, среди его учеников особенно примечателен П. Н. Тарков, чьи работы выглядят хорошо продуманной и предпринятой не без эрудиции попыткой экстраполировать теорию «революции рабов» на ситуацию в эллинистическом Средиземноморье рубежа III–II вв. до н. э.[34] Похоже, что работа Таркова и была одним из «кирпичей», которые, по мысли Мишулина, служили для возведения единого здания марксистской теории античности или даже древнего мира в целом; однако успех этому замыслу можно было обеспечить, лишь заставив лепить такие «кирпичи» большинство тогдашних историков древности.