Очерки по истории церкви

Тем не менее я счел необходимым двух служанок… подвергнуть пытке, чтобы разузнать, что здесь справедливо. Но я ничего другого не нашел здесь, кроме суеверия глубокого и безмерного. Поэтому, отложив дальнейшее разбирательство, обращаюсь к тебе за советом. Дело показалось мне достойным внимания, особенно по причине количества заблуждающихся. Многие люди всякого возраста, всякого состояния и обоего пола заблуждаются и стоят на дороге к заблуждению. Не только в города, но и в села и в деревни проникла зараза этого заблуждения. Но, кажется, можно задержать и поправить беду». Далее следует то, что мы привели выше: что дело может исправиться и уже исправляется милостью к отрекающимся — храмы начинают посещать и прочее.

В этом «бесстрастном» и равнодушном наблюдении возникающего христианства много любопытного. В дополнение к христианским источникам этот доклад свидетельствует прежде всего о необыкновенном успехе христианской проповеди в Малой Азии в конце I и начале II в. Люди всякого возраста и всякого состояния охвачены христианством. Видим и ближайшие, осязательные плоды этого успеха: отказ от воровства, прелюбодеяния, обмана и другое. Из слов Плиния можно даже кое-что извлечь для хронологии христианства — видно, что особенно сильная вспышка его была в Малой Азии за несколько десятков лет до него. Плиний застает уже некоторое охлаждение ревности христианской. Начало охлаждения, со слов допрошенных, следует относить к 90-м годам (письмо Плиния относится к 112 г.).

К 90-м годам (к годам преследования Домициана) относятся и обличения Апокалипсиса, что некоторые христиане Малой Азии оставили «первую любовь» свою и ревность. Следовательно, первоначальная и самая сильная волна подъема христианства в Малой Азии должна быть отнесена лет на двадцать или тридцать до 90-х годов, то есть она соответствует времени проповеди апостолов Петра и Павла и их ближайших сотрудников.

Обратим внимание и на то, сколько в Вифинии оказалось слабых, отрекающихся христиан. И это в начале II в., через несколько десятилетий после Спасителя, чуть ли не при жизни некоторых апостолов. Одни сами охладели, другие отстали от христианства, как только это стало несколько опасно (после указа о гетериях), третьи испугались угрозы казни. Но эта слабость одних не помешала, как видно из того же письма, твердости других, вышедших победителями в мученическом подвиге. Таких встретил Плиний немало, ибо уже после предпринятых им казней, угроз и отсылки в Рим он в затруднении от множества «заблуждающихся». Для Плиния, пресыщенного всякою «мудростью», это было только непонятное упорство в суеверии. Более же чуткие к истине и не менее образованные люди внимательнее отнеслись к этим «безумцам». Таков был, например, Иустин Философ, который наблюдал малоазийских мучеников, когда «еще услаждался учением Платона… видя, как они бесстрашно встречают смерть и все, что почитается страшным»[102], переменил свои мысли, отстал от Платона и сделался одним из пламенных и просвещенных защитников христианства. Постепенно именно это «упорство», то есть радостная твердость избранных мучеников, оказалось тем «царственным красноречием», которое убедило вселенную и укрепило Церковь.

Гонения времен Траяна и его ближайших преемников, видимо, очистили и укрепили Малоазийские Церкви. Тертуллиан рассказывает, что, когда Арий Антонин, проконсул Асийский (184–185 гг.), «производил настойчивые розыски, все местные христиане явились перед его трибуналом; тогда он, приказав арестовать немногих, сказал остальным:

«Безумцы, если вы хотите умереть, то сами можете воспользоваться для этого веревками и виселицами». Другое подобное проявление бесстрашия христиан наблюдал святой Иустин в Ефесе. Оно его навело, по его собственному рассказу, на такие размышления: «Какой распутный и невоздержанный, почитающий за удовольствие есть плоть человеческую, может охотно принять смерть, чтобы лишиться своих удовольствий? Не будет ли он, напротив, стараться продолжить свою жизнь и скрываться от властей, а не объявлять о себе для осуждения на смерть?»[103] Так отпали его сомнения, вызванные клеветой, и он сделался христианином.

Хотя вифинские христиане при Плинии не были все столь единодушны и мужественны в исповедании веры, как после них асийские и ефесские, все же ему не удалось «исправить» Вифинию и Понт, составлявшие одну провинцию. Об этом единодушно говорят христианские и языческие источники. «Понт полон христианами», — пишет в середине II в. сатирик Лукиан, враг христианский[104]. Здесь впервые проявился, был обличен и отлучен своим отцом-епископом известный еретик Маркион и, не пользуясь успехом, уехал в Рим (около 140 г.). Вифинские христиане принимают горячее участие в вопросе о монтанизме. Их ревность против еретиков и отступников от веры, пишет Дионисий Коринфский, научает принимать всех, приносящих покаяние.