Ламарк — ботаник в среднем возрасте, зоолог под старость — конечно, разобрался с губками и отнес их к животным. Его поддержал и Кювье, поместивший губок среди своих «лучистых». Но многие не соглашались с этим, и положение губок в системе сильно напоминало «временно прописанного жильца». Грант назвал губок Porophora (1825), потом это название исправили, и к 1847 г. оно превратилось в Porifera. Дюжарден (ср. стр. 126
) в 1841 г. точно установил, что губки — животные.Казалось, губки нашли себе место. Нет! И среди животных они долгое время оставались без «постоянной жилплощади». Дюжарден, Либеркюн, Севиль Кент и Картер считали губок колониальными простейшими. Особо убедительных оснований у них для этого не было, но в 1867 г. появились и «основания»: были открыты хоанофлагеллаты (Choanoflagellata), воротничковые жгутиковые (Д. Кларк
, 1867), и губок отнесли именно к ним. Есть, мол, простые, одиночные, и есть колониальные хоанофлагеллаты, они же — губки. Это было еще полбеды, — до того губок сближали с амебами (Картер) и даже с инфузориями (Кларк). Геккель отнес губок к кишечнополостным «нежгучим», в отличие от «жгучих» — настоящих кишечнополостных.Только 70-е годы принесли губкам постоянное место среди животных, правда, и на этот раз с оговоркой. И. Мечников (1874, 1878), Ф. Шульце (1875–1889), Шмидт (1876) опубликовали ряд работ по развитию губок. Эмбриология окончательно доказала, что губки — животные, и она же показала, что они не кишечнополостные, а нечто особое: половые клетки губок всегда образуются в мезенхиме, чего не бывает у кишечнополостных.
Появился тип губок (Геккель, 1895, Холодковский, Гатчек, 1888, 1911), хотя кое-кто и продолжал упорствовать и помещать губок среди кишечнополостных (Ланг, 1888–1894, Р. Гертвиг, 1912). Однако в 1892 г. Ив Деляж
(Y. Délage) открыл удивительное явление в развитии губок — извращение зародышевых листков (ср. стр. 154). За работой Деляжа последовали исследования Мааса (Maas, 1892, 1893) и Минчина (Minchin, 1898). Такое своеобразное развитие, конечно, давало право губкам на титул «типа», но… многие теперь решили, что «типа» мало.Еще в 1884 г. Соллас
противопоставил губок всем остальным многоклеточным, назвав их Parazoa. Бючли и Кюкенталь поддерживали это нововведение и уточнили названия: многоклеточные (Metazoa) для многоклеточных вообще, Parazoa для губок, Eumetazoa (настоящие многоклеточные) для всех многоклеточных, кроме губок. Так появилось деление подцарства многоклеточных на два раздела, два «круга», — губки противопоставлялись всем иным многоклеточным. За Бючли, Кюкенталем и Рэй-Ланкестером последовал и П. Резвой, а потому этот раздел приведен и в «Руководстве по зоологии» (1937, ср. стр. 167). Но Гроббен (1916) объединил губок вместе с кишечнополостными в некую высшую группу и отказался считать их разделом, равным всем остальным многоклеточным: извращенность листков еще не вполне разъяснена, по его мнению. Разъяснена она или нет, не столь важно: система есть система, филогенетическое древо — древо. В «древе» губки — особая, бегущая куда-то в сторону, ветвь, — вернее, тупик, отошедший от улицы, дающей ряд длинных проездов и переулков. Можно ли тупик противопоставлять переулку или проезду, как равный — равному? Конечно, нет. Можно ли загнувшуюся куда-то в сторону «кривую» ветку считать равноценной кроне? А ведь губки — только кривая веточка по сравнению с остальными многоклеточными — кроной.Ритмические сокращения зонтика медуз подметили еще древние греки. И они дали им прозвище — изящное и милое — «легкие моря». Влюбленный в насекомых Реомюр относился к ним весьма презрительно, — «студень», иначе он их не называл.
У тех же греков был старинный миф. Жили три сестры Горгоны, отвратительные на вид. Одну из них звали Медузой. На ее голове вместо волос росли змеи, и она была так ужасна, что от одного взгляда на нее человек окаменевал на месте.
Зонтик-колокол медузы чуть похож на голову, извивающиеся щупальца можно — при некоторой фантазии — сравнить со змеями. Так появилось в зоологии название «медуза». Но как жалка медуза зоологов в сравнении с Медузой сказки! Вместо смерти эта медуза несет с собой просто красную сыпь или волдыри на коже. Вместо плача над умершим — смех над простаком. Вместо гроба нужно запасать несколько капель масла. Так от прекрасного мифа о Медузе мы пришли к мелочам жизни — аптекарской лавке, а то и просто бутылке с растительным маслом.