Очерки по истории зоологии

Многие русские зоологи продолжали дело Далласа и Эверсманна. Прямым продолжателем работы Эверсманна явился Модест Николаевич Богданов (1841–1888, казанско-петербургский профессор, однофамилец москвича А. П. Богданова), еще гимназистом увлекавшийся ловлей птиц и охотой. Ученик Эверсманна, он унаследовал от него любовь к Заволжью и юго-востоку. М. Богданов исследовал природу и фауну берегов Волги от Казани до Астрахани, а своей работой «Птицы и звери черноземной полосы Поволжья и долины средней и нижней Волги» (1871) положил начало составлению зоогеографической карты Европейской России. Он ездил на Кавказ, побывал в Хиве (1873), где чуть не попал в плен, исследовал Арало-Каспийский край (1873–1874). Ряд его работ по птицам послужил источником для последующих исследователей русской орнитофауны. Многочисленные зоологические рассказы и популяризации М. Богданова — образцы увлекательно написанной научно-популярной детской книги («Мирские захребетники», «Из жизни природы»).

Модест Николаевич Богданов (1841–1888).

Карл Федорович Кесслер (1815–1881), киевский, а с 1861 г. петербургский профессор, издал ряд крупных монографий по фауне Киевской и смежных губерний. Затем он увлекся ихтиологией, исследовал рыб Черного и Каспийского морей, Туркестана, Кавказа, Невы, Ладожского и Онежского озер, Волги (всюду побывал сам). Ряд фаунистических работ по рыбам указанных водоемов увенчался трудом «Рыбы, водящиеся и встречающиеся в водах Арало-Каспийско-Понтийской ихтиологической области» (1877) — первой сводкой «по рыбе» со времени Далласа. По инициативе Кесслера была открыта Севастопольская биологическая станция (1871), и он же инициатор двух первых киевских и первого «всероссийского» (1867) съездов натуралистов и врачей. Эти съезды не смогли превратиться в нечто вроде «Британской ассоциации», но свою крупную роль в объединении русских натуралистов сыграли. Если М. Богданов — родоначальник русской научной орнитологии, то Кесслер — то же для ихтиологии.

Карл Федорович Кесслер (1815–1831).

Большие задачи поставил перед собой Ю. И. Симашко (1821–1893), издавший трехтомную «Фауну» («Русская фауна, или изображение и описание животных, водящихся в России», 1856–1861), но так и не закончивший ее: дать описание всей фауны нашей страны не смог еще Двигубский, ко времени же Симашко знания возросли в десятки раз. Пришлось ограничиться только частью позвоночных.

В дальнейшем рост фаунистических исследований оказался тесно связанным с наличием тех или иных пособий на русском языке (иностранные сводки мало годились уже по одному тому, что западноевропейская фауна заметно разнится от восточноевропейской), с наличием «центра» в лице того или иного крупного специалиста. История русских «огий» неотделима от имен ученых, и можно сказать, что появление специалиста, отдавшего свою жизнь той или иной группе животных и издавшего определитель или «сводку», тотчас же вызывало «вспышку»: изучение группы сразу расширялось. Конечно, это обычно случалось только с группами «любительскими», т. е. с теми, что сильно привлекали любителей, но ведь именно силами любителей и разработана фаунистика в любой стране. Особенно эффектна была «вспышка», вызванная появлением труда М. А. Мензбира о птицах.

Михаил Александрович Мензбир (1855–1935) официально был учеником С. А. Усова и Я. А. Борзенкова, на деле же — Н. А. Северцова: именно он «сделал» из Мензбира орнитолога и зоогеографа, получившего мировую славу. Профессор по кафедре сравнительной анатомии, М. А. Мензбир очень мало работал по этой дисциплине, хотя через его школу и прошел ряд сравнительных анатомов. Птицы и зоогеография — вот чем он увлекался всю жизнь и что разрабатывал со всей свойственной ему тщательностью и строгостью. Его «Птицы России» (2 тома, 1895), несмотря на ряд мелких промахов и недочетов, неполноту (приведены птицы далеко не «России»), сыграли огромную роль: книга оказалась тем пособием для изучения птиц, хотя бы Европейской части нашей страны, которого так нехватало (книги Эверсманна и Кесслера, понятно, очень устарели). Количество русских орнитологов в короткий срок сильно возросло, и русская орнитофауна начала исследоваться более или менее полно. Все современные наши орнитологи так или иначе ученики Мензбира. Зоогеографические работы М. А. Мензбира положили начало школе русских зоогеографов новейшего времени. Мензбир же был одним из первых и крупнейших русских дарвинистов и много способствовал пропаганде этого учения в царской России.

Михаил Александрович Мензбир (1855–1935).