Очерки по истории зоологии

Реди несколько смущало это, но он нашел объяснение: галл дубового листа живой, — это часть организма. Никакого самозарождения здесь нет, просто часть орешка-галла превращается в насекомое. Из одного живого организма получается другой, что ж тут особенного? Ведь зарождаются в кишках глисты, разные у разных животных. Так и тут: растения разные, галлы у них разные, вот и насекомые из них получаются разные. Ничто не рождается из неживого, но живое может дать начало другому живому, хотя и непохожему на него. Таков был вывод Реди. Эта «теория» очень напоминала историю с постными гусями^[19].

Однако Реди ждала большая неприятность: ему пришлось отказаться от предположения, что орехотворка зарождается из орешка, чем теории «живое от живого» был нанесен большой урон, — очень уж красив был пример с орехотворками.

Мальпиги тоже обратил внимание на дубовые орешки. Привлекли его совсем не орехотворки: он искал в галлах тех «мешочков», которые видел в самых разнообразных частях самых различных растений. Вместо «мешочков» Мальпиги обнаружил в галлах нечто иное: оказалось, что галлы — своего рода «болезнь», а виновник ее — крохотное насекомое с четырьмя прозрачными крылышками.

— Конечно, оно кладет сюда яйца, — решил Мальпиги. — Откуда же иначе возьмется в галле личинка?

Он не стал тратить времени на орехотворку, а поручил заняться выяснением этого вопроса своему ученику Антонио Валлиснери (Antonio Vallisnieri, 1661–1730). Ученик оказался достойным своего учителя: он нашел яички орехотворки и проследил ее развитие.

Валлиснери был противником теории самозарождения и твердил одно: все живое из яйца. Он написал, между прочим, толстую книгу с очень длинным заглавием: «История размножения человека и животных, вместе с исследованием, совершается ли оно посредством семенных червей или посредством яиц, и с прибавлением еще некоторых писем, редких историй и наблюдений выдающихся людей» (1739)^[20], в которой дал сводку всего известного по этим вопросам в его времена. Книга эта — изложение войны между овистами и анималькулистами, т. е. между двумя группами ученых. Овисты, последователи Гарвея и Де-Граафа, видели в яйце материальный зачаток, сперматозоид же («семенной червь») при оплодотворении только дает толчок для развития. Анималькулисты — из них первым был Левенгук — полагали, что зачаток имеется в сперматозоиде, яйцо же служит только для питания сперматозоида и заключенного в нем зародыша.

Узнав, что Реди имеет дело с орехотворками и галлами, Мальпиги поинтересовался результатами наблюдений этого исследователя. К своему огорчению он услышал, что Реди считает орехотворок продуктами самозарождения. Мальпиги очень уважал Реди за его опыты с мухами и тотчас же написал ему о своих наблюдениях, указывая, что орехотворка выводится из яйца, а вовсе не «родится» из мякоти галла.

Опыты Реди с мухами, да и другие его работы, принесли ему славу, а вместе с ней и неприятности. Он слишком смело критиковал все рассказы о самозарождении у насекомых, — разумеется, из мертвого, не из живого же. Он осмелился отнестись недоверчиво даже к библейскому рассказу о пчелах, родившихся из внутренностей мертвого льва (будь лев живой, куда ни шло, но мертвый… мог ли это стерпеть Реди?). Он подрывал авторитет самого Аристотеля, которому поклонялись не только светские ученые, но и ученые-монахи с Августином во главе.

— Еретик! Безбожник! — завопили поклонники древних греков. Впрочем, на такие вопли теперь уже мало обращали внимания: Аристотель понемножку терял свой авторитет — его время кончалось.

Самозарождение мух, орехотворок, пчел было очередной позицией, сданной в многовековой войне вокруг теории самозарождения; мыши и лягушки, кроты, змеи, ящерицы, рыбы, птицы, — эти позиции были утрачены ранее. Стойко держался пока только «бастион» с червями-паразитами, а вскоре прибавилась и новая крепость — простейшие животные.

Сваммердам не любил микроскопа, Мальпиги охотно брал его в руки, но пользовался им только в пределах своего очередного исследования. Поглядывал в него и Франческо Стеллути, как кажется, первый микроскопист-зоолог. Не был он таинственным незнакомцем и еще кое для кого из натуралистов XVII в. Но ни для кого из них микроскоп не был «всем», никто из них не отдал ему всей своей души.

Бедняга Левенгук! Он был верующим человеком, а заповедь «не сотвори себе кумира и всякого подобия…» нарушал ежечасно всю свою долгую жизнь. Он не подозревал этого в простоте душевной, молчал о «смертном грехе» на исповеди и так и умер нераскаянным грешником, всю жизнь поклонявшимся «кумиру». Кумир Левенгука — микроскоп.

А. Левенгук (1632–1723).