Следуя по стопам учителя, прилежные ученики Сент-Илера — Лорансé и Мейран — проделали ту же операцию с головоногими: оказалось, что осьминог — позвоночное, перегнутое и сложенное на спинную сторону. Были большие натяжки и тут, но… нужно же показать правоту «единого плана». А этот «план» Жоффруа противопоставлял «лестнице» Ламарка, резко возражая против идеи «постепенной градации». Это не означает, что Сент-Илер был антиэволюционистом, нет, но он представлял себе эволюцию иначе, чем Ламарк. Животные изменяются, но лишь путем непосредственного воздействия внешней среды на строение органов. Такие изменения медленны и постепенны, но возможны и резкие скачки, — они ведут к образованию не видов, а высших категорий (так, путем скачка рыбы сделались сразу амфибиями).
Виды изменяются, прошлое не есть настоящее, вчера не сегодня, а сегодня не завтра, — это противоречило Библии, и с этим примириться Кювье никак не мог. Пусть Жоффруа славословил господа-бога, пусть своим «единым планом» он совсем не хотел доказать и единства происхождения, все равно — Кювье был «против». Правда, он молчал, пока Сент-Илер «спекулировал» с членистыми: не хотел ссориться с человеком, как никак, а положившим начало его карьере, его «учителем» в первые месяцы парижской жизни Кювье-провинциала. Но Сент-Илер затронул моллюсков, а их Кювье считал «своими», — такой обиды простить нельзя. В результате в 1830 г. произошел спор Сент-Илера и Кювье, спор, растянувшийся на ряд заседаний Академии наук, спор, который знаменит и важен не менее спора Гексли с противниками Дарвина. Конечно, победил Кювье. Он владел фактами, он умел говорить четко и ясно, умел спорить, а Сент-Илер только рассуждал, да притом весьма туманно. Кювье привел множество ошибок в «аналогиях» Сент-Илера, а этот не смог возразить, — ошибки были. Кювье был прав, отвергая теорию «единого плана», но заодно он разгромил и эволюционную теорию Ламарка.
Жоффруа Сент-Илер с его «единым планом строения» — один из натур-философов, весьма обильных в первой половине XIX в. От своих коллег нефранцузов он приятно отличается тем, что не очень уж злоупотреблял этим «планом» и не занимался его графическими изображениями, не старался обязательно дать соответствующую систему животных.
Если Лейбниц законный, хотя и нечаянный, отец «лестниц» Боннэ, Робинэ и Ламарка, то Шеллинг — родитель множества «детей», предпочитавших всякого рода «круги». Фридрих Шеллинг
(F. Schelling, 1775–1854), профессор философии в Иене, а позже в Берлине, обладал богатой фантазией и весьма гибким умом. Ему удалось провести — и очень детально — принципы идеализма в натурфилософии, чем он немало способствовал как успеху, так и незамедлившему краху ее. У Кильмейера (К. Kielmaier) он заимствовал идею, что «высшие существа» в своем развитии должны пройти стадии «низших», и органы «высших» должны развиваться из органов «низших». Эту идею Шеллинг связал с своим представлением о вселенной, как гигантском организме, причем «я» (душа, разум) является абсолютным началом этого организма. Он различает абсолютное пассивное — конечное, материя, пространство, время, и абсолютное активное — бесконечное, идеал, вечное. Абсолютное противополагается самому себе, делается одновременно и активным и пассивным, а эти два абсолютные начала стремятся соединиться в промежуточном. Каждая сила полярна, т. е. двояка, состоит из положительной и отрицательной сил, стремящихся нейтрализоваться, но никогда не достигающих этого (тройственная система). Результат этого стремления — жизнь. Жизнь — движение, и чем разнообразнее действующие силы (чем больше этих «троек»), тем интенсивнее жизнь. Наиболее одаренное жизнью существо — человек: в нем сосредоточено все разнообразие животного мира, все «разности», из которых любая может быть осуществлена отдельно — особым животным.Это рассуждение приводит к законному выводу: каждое животное можно рассматривать как своего рода «редуцированного человека», как изолированный орган (или несколько органов) человека. Переведя это на язык «троек», получим: человек обладает наибольшим количеством «троек», а каждая «тройка» может оказаться и «воплощенной» самостоятельно в виде того или иного животного.
Шеллинг не тратил времени на фактические доказательства своей идеи и уж, конечно, не пытался построить системы животных или растений, следуя столь замечательным предпосылкам, — он не был зоологом или ботаником. Это сделали другие — последователи, «дети» Шеллинга, философа-немца, оказавшегося чем-то вроде «племянника» француза Робинэ — «редуцированный человек» очень похож на «неудавшегося человека».