Очерки по русской семантике

6.2.3. Избирая определенные синтаксические структуры как место своей службы, наречия на указанных основаниях формируют и круг глаголов и имен, которым они служат. Выбирая себе хозяина, наречия по-своему членят поля действия и признака и вносят в них новые принципы организации. Ср. такие конституируемые наречиями категориальные признаки глагольных действий, как «прямое – ответное», «центробежное – центростремительное» и т. п., «контактное – неконтактное», «физическое – ментальное» и др.

7.0. Таким образом, подтверждая исходный тезис о скрытой наречной грамматике, проведенное диахроническое исследование заставляет сделать еще один шаг и выдвинуть идею об историческом процессе грамматизации адвербиальной сферы, о значительном повышении уровня ее грамматичности в русском литературном языке конца XIX – середины XX в. как о результате этого процесса, который не может не сказываться на всей грамматике в целом и, следовательно, на всем строе русского языка вообще.

Себе на уме [122]

Дубовый листок оторвался от ветки родимой…

М.Ю.Лермонтов

Выражение себе на уме широко используется в живой разговорной речи и в отражающих ее литературных текстах для характеристики человека по таким признакам душевно-психического склада, как замкнутость или скрытность, за которыми могут стоять хитрость или лукавство, недоброжелательность или отчужденность, расчетливость или самоуглубленность и т. п. «Скрытен, хитер, имеет задние мысли» – так объясняет значение этого оборота Большой академический словарь [БАС 1964: 13, 551]; «скрытен, хитер, имеет заднюю мысль» – повторяет словарь С. И. Ожегова [Ож. 1975: 652]; «скрытен, хитер, не обнаруживает своих мыслей, намерений» – подтверждает «Фразеологический словарь» [ФС 1967: 494] и приводит следующие примеры его употребления: «Это человек опытный, себе на уме, не злой и не добрый, а более расчетливый; это – тертый калач, который знает людей и умеет ими пользоваться» (Тургенев, Певцы); «В ту пору он держался в стороне от товарищей и слыл среди них за человека себе на уме» (М. Горький. Мужик); «– Четвертый год живу с тобой, матушка, душа в душу, а каковы твои сокровенные помыслы касательно дел важных – не ведаю. Ты себе на уме, матушка…» (В. Шишков. Емельян Пугачев) и др. Ср. яркую характеристику этого оборота у Вяземского в связи с размышлением над широко употребляемым русским «ничего» в уклончивых ответах на вопросы об оценке того или иного явления или предмета («Как нравится вам эта книга? – Ничего»). В этом «ничего», по слову Вяземского, «есть какая-то русская лукавая сдержанность, боязнь проговориться, какое-то совершенно русское себе на уме» (Из старой записной книжки. Фрагменты). Ср. также: «Наталья любила Дарью Михайловну и не вполне ей доверяла. – Тебе нечего от меня скрывать, – сказала ей однажды Дарья Михайловна, а то бы ты скрытничала: ты все-таки себе на уме…» (И. С. Тургенев. Рудин, 1855); «Особенное внимание великосветских госпож и господ обращал на себя издатель “Сказаний русского народа” И. П. Сахаров, появлявшийся всегда на вечерах князя Одоевского в длиннополом гороховом сюртуке. Сахаров, русский человек, себе на уме, хитро посматривал на все из-под навеса своих густых белокурых бровей и не смущался бросаемыми на него взглядами и возбуждаемыми им улыбочками. Он даже, кажется, нарочно облекался в свой гороховый сюртук, отправляясь на вечера Одоевского… – Пусть их таращат на меня глаза, – говорил он, – мне наплевать, меня не испугают…» (И. И. Панаев. Литературные воспоминания, 1, 1860); «Он <Даль>, как говорится, себе на уме, смотрит невиннейшим человеком и добродушнейшим сочинителем в мире; вдруг вы чувствуете, что вас поймали за хохол, когти в вас запустили преострые; вы оглядываетесь, – автор стоит перед вами как ни в чем не бывало… “Я, говорит, тут сторона, а вы как поживаете?”…» (И. С. Тургенев. Рец. [Повести, сказки и рассказы Казака Луганского, 1846] // ПСС-15. Т. 1. М.; Л., 1960. С. 299); «…Хозяева учтивые, либеральные; барин всё снисходит, всё снисходит – а то вдруг возьмет и воспарит: преобразованный мужчина! Барыня – писаная красавица и очень, должно быть, себе на уме: так и караулит тебя, – а уж как мягка! Совсем бескостная! Я ее побаиваюсь…» (И. С. Тургенев. Новь, VIII, 1876); «Надо просто отдаваться течению <думала она>, не отталкивать его, не кокетничать с ним, а сближаться постепенно, не забывая девичьего “себе на уме”, испытать его, помнить, что если она позволит ему что-нибудь лишнее, – девица порядочного круга исчезнет…» (П. Д. Боборыкин. «Морз» и «Юз», 1880) и т. п.