Очерки по русской семантике

Дальнейшее развитие описанных выше отношений связано с таутонимическими реализациями рассматриваемой модели.

6.0. Таутонимические реализации представляют особый интерес, поскольку тождество основ личного и патронимического имени создает особые отношения между ними, существенно отличающиеся от отношений между компонентами гетеронимических реализаций, рассмотренных выше.

6.1. Обусловленные экстралингвистическим обычаем наречения сына (как правило – старшего сына, в редких случаях также и дочери) по отцу, таутонимические именования типа Иван Иванович, Александра Александровна и т. п. отличаются тем, что мотивированность выбора как признак первого личного имени получает в их составе открытое, эксплицитное выражение:

Очевидно, что в именованиях типа Иван Иванович выбор имени мотивирован именем отца (Иван Иванович с точки зрения изначальных отношений значит ‘сын Ивана, названный в его честь Иваном’[165]) и, следовательно, мотивированность этого выбора выражена именем Иван в основе отчества.

6.2. Этим, однако, не исчерпывается специфика таутонимических именований. Другая важная их особенность состоит в том, что личное имя, повторяющее имя отца его носителя, дополнительно мотивирует образование отчества. Учитывая это, отношения между компонентами таутонимических именований следует представить более полно, чем это показано на схеме (2).

Самое существенное здесь – это наличие двойной связи, мотивирующей образование патронимического имени. При этом основная для именований рассматриваемой модели мотивирующая связь а является слабой, парадигматической связью между отчеством и именем отца его носителя. Дополнительная же связь в, характерная исключительно для таутонимических именований, оказывает-ся сильной, синтагматической связью между двумя соседними именами в составе одного образования.

6.3. Выдвижение этой дополнительной связи на передний план и даже возможное превращение ее в основную, совершающееся при некоторых специфических условиях, существенно перестраивает отношения между компонентами именования:

Нетрудно убедиться, что общая тенденция развития патронимических имен, описанная выше, получает здесь особо благоприятные возможности. Патронимическая семантика отчества в таких случаях предельно ослабевает или даже вообще опустошается, и отчество становится вторым личным именем, выбор которого однозначно мотивируется первым. Связи, мотивирующие образование и выбор патронимического имени, совпадают по направлению, образуя круг, в котором отчество, лишенное внешних связей, замыкается на личном имени и обнаруживает тенденцию к превращению в элемент тавтологического сочетания, наделенный функцией усиления.

Механизм связей, показанных схемой (3), действует не только в обычных актах таутонимического наречения, но и в последующей жизни таутонимических именований, хотя в зависимости от тех или иных условий их использования может происходить и происходит пульсирующее переключение (3) ↔ (4), поскольку связи этого типа виртуально существуют в сознании говорящих.

7.0. Прямое обращение к механизму (4) в естественных условиях возможно лишь в актах наречения, связанных с такими критическими ситуациями, когда имя отца неизвестно или сознательно отводится. Ср., например, описание двух ситуаций наречения:

1) «В ближайший день, когда мать выходила на работу в вечернюю смену, решили нести его регистрировать.

– Как назовем-то? – осторожно спросила мать. Валя оглянулась на мать. Чего та ждала от нее? Может быть, про себя мать уже перебрала десятки имен, ни на одном не остановившись и зная, что все равно дочь назовет по-своему. – Вадимом назовем, – сказала Валя. Увидела, как в молчании дрогнули у матери губы. Отвернувшись, Валя добавила: – Имя красивое. Нравится мне. – Строгая девушка в загсе спросила: – Отчество как записать? – Валя, не глядя на мать, твердо ответила: – Вадимычем…» (А. Минчковский. Третий лишний // Аврора. 1973. № 12. C. 49);

2) «Сына Анечка назвала Андреем. И отчество дала ему такое же: Андреевич. Ей нравились эти сочетания одинаковых имен, звучало это, по ее мнению, очень весомо и артистично. Ведь есть же такой известный артист: Роман Романов. Или известный писатель: Сергей Сергеевич. Может быть, и ее Андрей Андреевич будет такой же яркой звездой, кто знает?» (С. Островой. Кикимора // Юность. 1973. № 11. C. 37).