Читаем Очерки по социологии культуры полностью

Понятно, что ожидать появления упоминаний литераторов далекого и «чужого» прошлого в рецензиях, написанных представителями тех групп, которые ориентировались исключительно на настоящее или будущее, вряд ли возможно, кроме, пожалуй, отсылок к единомышленникам, соратникам и т. п. Ориентации на литературу так или иначе поддерживались в связи либо с задачами сохранения традиции, либо с потребностями в ее создании, включая освоение, переоценку, селекцию уже авторизованного (иными группами, в других обстоятельствах и по иным поводам) прошлого. Обе эти тенденции дали в совокупности резкий рост количества рецензий, содержащих апелляцию к предшественникам, по сравнению с рубежом веков (более чем в полтора раза, так что в среднем каждая третья рецензия отсылала произведение текущей словесности к тому или иному авторитету). При этом наиболее актуальной оказалась эпоха «начала» русской литературы (ее «золотой век», прежде всего А. Пушкин). Как и во всех последующих случаях, Пушкин выступал, с одной стороны, «горизонтом» и пределом в истолковании более поздней литературы (ссылки на «пушкинские традиции» оказывалось достаточно), с другой же — самым ее центром, так что вокруг его имени всякий раз выстраивалась новая традиция, его же именем скрепляемая с целостностью русской литературы, да и литературы как таковой. Упоминание именно Пушкина характерно в данном случае еще одним: возглавляемый им вместе с А. Блоком список лидеров упоминаний состоит по преимуществу из поэтов. В первые революционные годы литературный поток состоял почти исключительно из лирики и драматургии, что, видимо, вообще характерно для эпох, осознающих и подчеркивающих свою актуальность, «новизну». Блок, явственно опережающий по количеству упоминаний современников, выступал, очевидно, символом искомого единства «старого» и «нового», классической традиции и революционной современности. Примечательно, что В. Шекспир — практически единственный представитель зарубежной словесности среди лидеров упоминаний. Набор упоминаемых иностранных авторов в этот период вообще резко сокращается, как и количество рецензируемых произведений зарубежной литературы (равно как и издаваемой иностранной словесности); доля зарубежных авторов в общем объеме упоминаемых писателей в этот период самая низкая за все исследуемые периоды. Можно полагать, что это «замыкание» традиций вокруг символов национальной культуры связано как с представлением об уникальности актуальных проблем и задач, стоящих перед литературной системой и перед национальным сообществом в целом, так и с обстановкой культурной изоляции, характерной для периода войны и революции.

К 1930–1931 гг. ситуация в литературе по сравнению с 1920-ми гг., насколько можно судить по рецензионным упоминаниям, существенно изменилась. Ориентации рецензентов стали повышенно «литературными» (доля рецензий, содержащих отсылки к литературным авторитетам, наибольшая за все замеры), резко выросло и количество упоминаемых писателей. Другая характерная черта этого периода — повышенная значимость современников: писатели в возрасте до 50 лет составляли 64 % всех упоминаемых, в то время как в начале 1920-х гг. — 35 %, а в конце 1930-х — 36 %. (Еще показательнее данные по самой молодой когорте упоминаемых — авторам до 30 лет: обычно доля их колеблется на уровне 3–5 %, а в этот период они составили 16 % упоминаемых литераторов.) Стоит, впрочем, отметить, что почти половина упоминаемых авторов больше не встречается в упоминаниях последующих периодов. В сравнении с концом 1930-х гг. в группе лидеров упоминаний разительно преобладают писатели-современники, причем это авторы, как правило не упоминавшиеся в 1920-х гг. Можно сказать, что лидирующая группа фактически полностью обновилась, за исключением В. Маяковского. В конце же 1930-х гг. среди лидеров уже нет ни одного действующего в литературе автора.

Таким образом, сложившуюся на рубеже 1920–1930-х гг. ситуацию можно характеризовать как наиболее антиклассическую в истории советской литературы. Авторитет литературной классики и традиции вообще предельно низок и определяется не историческим пониманием ее значимости или наличными традициями в истолковании классических текстов, а прежде всего актуальными задачами отдельных групп современных деятелей литературы.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека журнала «Неприкосновенный запас»

Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами
Кочерга Витгенштейна. История десятиминутного спора между двумя великими философами

Эта книга — увлекательная смесь философии, истории, биографии и детективного расследования. Речь в ней идет о самых разных вещах — это и ассимиляция евреев в Вене эпохи fin-de-siecle, и аберрации памяти под воздействием стресса, и живописное изображение Кембриджа, и яркие портреты эксцентричных преподавателей философии, в том числе Бертрана Рассела, игравшего среди них роль третейского судьи. Но в центре книги — судьбы двух философов-титанов, Людвига Витгенштейна и Карла Поппера, надменных, раздражительных и всегда готовых ринуться в бой.Дэвид Эдмондс и Джон Айдиноу — известные журналисты ВВС. Дэвид Эдмондс — режиссер-документалист, Джон Айдиноу — писатель, интервьюер и ведущий программ, тоже преимущественно документальных.

Джон Айдиноу , Дэвид Эдмондс

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Политэкономия соцреализма
Политэкономия соцреализма

Если до революции социализм был прежде всего экономическим проектом, а в революционной культуре – политическим, то в сталинизме он стал проектом сугубо репрезентационным. В новой книге известного исследователя сталинской культуры Евгения Добренко соцреализм рассматривается как важнейшая социально–политическая институция сталинизма – фабрика по производству «реального социализма». Сводя вместе советский исторический опыт и искусство, которое его «отражало в революционном развитии», обращаясь к романам и фильмам, поэмам и пьесам, живописи и фотографии, архитектуре и градостроительным проектам, почтовым маркам и школьным учебникам, организации московских парков и популярной географии сталинской эпохи, автор рассматривает репрезентационные стратегии сталинизма и показывает, как из социалистического реализма рождался «реальный социализм».

Евгений Александрович Добренко , Евгений Добренко

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Расшифрованный Лермонтов. Все о жизни, творчестве и смерти великого поэта
Расшифрованный Лермонтов. Все о жизни, творчестве и смерти великого поэта

ВСЁ О ЖИЗНИ, ТВОРЧЕСТВЕ И СМЕРТИ МИХАИЛА ЮРЬЕВИЧА ЛЕРМОНТОВА!На страницах книги выдающегося литературоведа П.Е. Щеголева великий поэт, ставший одним из символов русской культуры, предстает перед читателем не только во всей полноте своего гениального творческого дарования, но и в любви, на войне, на дуэлях.– Известно ли вам, что Лермонтов не просто воевал на Кавказе, а был, как бы сейчас сказали, офицером спецназа, командуя «отборным отрядом сорвиголов, закаленных в боях»? («Эта команда головорезов, именовавшаяся «ЛЕРМОНТОВСКИМ ОТРЯДОМ», рыская впереди главной колонны войск, открывала присутствие неприятеля и, действуя исключительно холодным оружием, не давала никому пощады…»)– Знаете ли вы, что в своих стихах Лермонтов предсказал собственную гибель, а судьбу поэта решила подброшенная монета?– Знаете ли вы, что убийца Лермонтова был его товарищем по оружию, также отличился в боях и писал стихи, один из которых заканчивался словами: «Как безумцу любовь, / Мне нужна его кровь, / С ним на свете нам тесно вдвоем!..»?В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Павел Елисеевич Щеголев

Литературоведение
Расшифрованный Булгаков. Тайны «Мастера и Маргариты»
Расшифрованный Булгаков. Тайны «Мастера и Маргариты»

Когда казнили Иешуа Га-Ноцри в романе Булгакова? А когда происходит действие московских сцен «Мастера и Маргариты»? Оказывается, все расписано писателем до года, дня и часа. Прототипом каких героев романа послужили Ленин, Сталин, Бухарин? Кто из современных Булгакову писателей запечатлен на страницах романа, и как отражены в тексте факты булгаковской биографии Понтия Пилата? Как преломилась в романе история раннего христианства и масонства? Почему погиб Михаил Александрович Берлиоз? Как отразились в структуре романа идеи русских религиозных философов начала XX века? И наконец, как воздействует на нас заключенная в произведении магия цифр?Ответы на эти и другие вопросы читатель найдет в новой книге известного исследователя творчества Михаила Булгакова, доктора филологических наук Бориса Соколова.

Борис Вадимосич Соколов

Критика / Литературоведение / Образование и наука / Документальное