Стабилизация системы литературных координат рецензентов, фиксируемая в замере 1939–1940
гг., нашла, в частности, выражение в количестве упоминаемых авторов: если за 1920-е гг. число их выросло почти втрое, то за 1930-е оно осталось на том же уровне. Однако внутри самого массива упоминаемых авторов произошли существенные изменения. Так, доля «молодых» авторов в общем объеме упоминаемых писателей сократилась, особенно это коснулось самых молодых — до 30 лет; их число сократилось сравнительно с 1920-ми гг. более чем вдвое. Вместе с тем значительно выросла доля наиболее «старых» классиков — условно говоря, гоголевской и предыдущих эпох, равно как возросла и доля зарубежных писателей, приближаясь к половине всех упоминаемых авторитетов (особенно это касается авторов XIX и предшествовавших веков). Меняется и соотношение поэзии и прозы: значимость поэзии возрастает, но относится это прежде всего к поэзии прошлого, причем к наиболее бесспорным авторитетам — Пушкину, Некрасову, Лермонтову; новую классику знаменует Маяковский.Показательно изменение списка ведущих. Из первой десятки лидеров 1920-х гг. сохранили свое ведущее положение лишь четыре автора — Л. Толстой, Чехов, Горький, Маяковский. Весьма примечательно, что два первых места в списке принадлежат (и это — единственный раз за все замеры) Горькому и Маяковскому — советским писателям, выдвинувшимся и приобретшим высокий авторитет и статус еще до революции, принявшим ее и активно присоединившимся к строительству новой культуры. Современники, отметим, в этот период не входят в лидирующую группу упоминаемых.
Таким образом, перед нами, с одной стороны, время стабилизации литературной культуры, с другой — эпоха ее повышенной литературности. Практически не происходит выдвижение новых литературных авторитетов. Скорее осуществляется перестановка и закрепление уже ранее отмеченных и оцененных писателей, которые сами по себе не проблематичны: они осознаются и принимаются как «естественная» традиция, «наследие». Поэтому ведущим аспектом литературного поведения становится демонстрация правильности, в том числе прямого и законного владения традицией. Помимо того, демонстрируется именно литературное поведение, важным для рецензентов становится подчеркнуть, что речь идет именно о литературе. Так, в этот период количество рецензий с упоминаниями весьма значительно: доля их наибольшая за все периоды исследования. Высока насыщенность каждой рецензии упоминаниями и частота упоминания каждого писателя в среднем (она также наивысшая за все периоды).
Начало 1960-х гг. (1960–1961
) условно можно назвать антиклассическим периодом, хотя и в эти годы авторитетность определенных традиций в литературе прошлого оставалась значительной. В целом здесь можно зафиксировать сдвиг литературы в сторону «жизни» с заметным понижением значимости собственно литературных оценок. Это нашло свое выражение в резком падении доли рецензий, содержащих упоминания. В конце 1930-х гг. их можно было встретить в каждой второй рецензии, теперь же они встречаются лишь в каждой четвертой. При этом весьма заметную, гораздо более выраженную, чем во все другие периоды, долю упоминаемых авторов составляют писатели, активно действующие в литературе, современники, люди до 70-летнего возраста. На их долю приходится почти две трети упоминаемых литераторов, что сопоставимо, пожалуй, лишь с 60-ми гг. прошлого столетия (в другие периоды доля современников приближается лишь к половине всего корпуса авторитетных фигур). Характерно, что доля писателей, вошедших в литературу между началом 1930-х и началом 1960-х гг. (то есть современников и ближайших предшественников), в этот период наибольшая из всех известных по другим замерам, что также близко к ситуации 1860-х гг., тогда как значимость авторов, введенных в литературу ранее, в целом снижается, а авторитет до- и пушкинской эпохи (и самого Пушкина) в это время минимален. Вместе с тем примечательно, что установка литературы в этот период на обновление, актуальность, саму жизнь, ведя к «омоложению» корпуса авторитетов, сказывается, видимо, и на его устойчивости: доля писателей, упоминаемых лишь в этот период, весьма высока и приближается к половине всех упоминаемых (эти данные близки к характеристикам начала 1930-х гг.).Испытание на устойчивость определенных традиций в чисто культурном плане было в эти годы одним из наиболее радикальных. Ряд писателей прошлого практически выпал в эти годы из круга актуальной современности. Горизонт упоминаний существенно снизился, в первой десятке авторитетов нет ни одного писателя, умершего или завершившего свой творческий путь в XIX в. Однако из этого отнюдь нельзя сделать вывод, что падает значимость системы литературных координат. Видимо, определения литературы в терминах жизненной правды попросту приглушают на время значимость альтернативных определений и традиций, в том числе традиций, функционально предназначенных представлять литературу в целом (а также целостность культуры, нации, народа и др.).