Очерки поэтики и риторики архитектуры

Не ясно, задумал ли Лоос с самого начала оставить верхнюю часть здания без украшений, или это решение возникло в силу непредвиденных обстоятельств. Проект с неукрашенными жилыми этажами не имел бы шансов на одобрение чиновниками строительного надзора. Но такого проекта и не было. Всего за два месяца до снятия лесов Лоос предъявляет им чертеж фасада, на котором окна обрамлены меандром. Но вот сняты леса. Публика ошеломлена, ибо никаких украшений нет. Хотя Лоос спешит заявить, что отделочные работы продолжатся, мгновенно разгорается бурная полемика. Скандал раскалывает общественность на два лагеря. Врагам Лооса несть числа. Но гораздо важнее, что на защиту нагого фасада встают заказчики проекта и представители столичной творческой элиты. Теперь чиновникам приходится иметь дело не с проектной документацией, а с уже построенным зданием, удостоенным высокой оценки видными архитекторами, художниками, критиками. В итоге единственное, чего потребовали надзирающие чиновники, было установить под окнами бронзовые кашпо по усмотрению самого архитектора. Была ли эта история безошибочно разыгранной провокацией Лооса, обеспечившей общественную поддержку его изначальной идее, или, наоброт, энтузиазм друзей, горячо одобривших голый фасад, убедил его в том, что так и в самом деле будет лучше598? По-моему, верна первая гипотеза, потому что мне трудно допустить, что Лоос всерьез собирался украсить окна меандром. Представляете, как нелепо выглядел бы его дом с этакими кружевами?

Что до мраморных коммерческих этажей, то если они и не дарили квартиросъемщикам «блаженное чувство господского величия», то по меньшей мере повышали престиж проживания в доме на Михаэлерплац. Но действительно ли это значит, что Лоос поступился своими принципами, воздвигнув шизоидный фасад в угоду «его величеству плебсу»?

Окиньте взором Михаэлерплац. У пятиэтажного жилого дома 1720 года, что напротив дома Лооса через Кольмаркт, нижний этаж был изначально выделен для торговых заведений арками, ныне скрытыми витринами. Нижний уровень церкви Св. Михаила, которую Лоос назвал «кулоном на цепочке, составленной из остальных зданий»599, выделен четырехколонным (как и у дома Лооса!) портиком на фоне перестроенной в 1792 году стены с рустом и высокими арочными окнами. Торговый этаж пятиэтажного жилого дома 1732 года, примкнувшего к церкви справа, тоже выделен арочными окнами и рустом. На обращенном к площади фасаде Хофбурга, возведенном по проекту Фишера фон Эрлаха, два нижних этажа выделены мощным рустом, и над ними возвышаются колонны и пилястры гигантского композитного ордера. Наконец, жилой дом напротив дома Лооса через Херенгассе, построенный в 1896–1897 годах, рустовкой двух этажей (в нижнем – кафе) и гигантскими пилястрами трех остальных подражает фасаду Хофбурга.

Как видим, к моменту появления дома Лооса нижние этажи всех зданий, формировавших площадь, сильно отличались от верхних, причем в четырех случаях из пяти был применен руст – верное средство визуального усиления стены. Нижний этаж всех жилых домов – коммерческий. Значит, Лоос выделил этажи, занятые фирмой, отнюдь не в угоду «плебсу» (да и о каком «плебсе» можно говорить, обсуждая жилье в самом дорогостоящем районе имперской столицы?), а в соответствии с архитектоникой и распределением функций уже существовавших на площади зданий.

«Серьезность и молчание камня изображены величественно и властно», – записал в книге отзывов Георг Тракль, посетив дом Лооса600. Но что если бы заказчики специализировались не на мужской, а на дамской одежде? Сделал ли бы Лоос коммерческую часть дома столь же строгой? Или пошел бы по пути Вагнера и Перре, поставивших дома на Грабене и на улице Франклина на стеклянные витрины? Как бы то ни было, англомана-Лооса, вероятно, воодушевляло, что «Гольдман и Салаш» владели самым престижным столичным ателье мужской одежды и придерживались строгого английского стиля. Бронзовая балка с позолоченным именем фирмы над бронзовыми капителями – мужественный жест. А что такое широкие оконные проемы, разделенные узкими простенками, как не гиперболизированный дорический фриз с мраморными триглифами и стеклянными метопами, вторящими своей трехгранностью форме дома?

«То, что Сецессион свел воедино ради украшения жизни, новое поколение рвало на части во имя истины», – сформулировал Карл Шорске, имея в виду Лооса и его молодого друга Кокошку601. Лоос не только не попытался придать двум частям фасада видимое единство – как раз наоборот, он подчеркнул их раздельное существование: колонны площадного фасада – не несущие: они не совпадают с вертикалями железобетонного каркаса здания; а на боковых фасадах над двумя оконными проемами нижних этажей располагаются по три окна верхних.