Я думаю, что сводить работу Щуко к решению фасадов отдельных домов – значит не видеть за деревьями лес. Уже сами по себе аллюзии на смежные периоды истории архитектуры в облике соседних зданий говорят о том, что он обдумывал фасады не по отдельности, а как части целого. Этим целым был Каменноостровский проспект с присущим ему шиком. После возведения Троицкого моста обновленный Каменноостровский стали называть «Елисейскими полями», потому что, подобно парижским Елисейским полям, он ведет в страну заката: его ось, как и ось Елисейских полей, нацелена на место захода солнца в дни летнего солнцестояния. По вечерам, особенно в белые ночи, денежная публика направлялась на экипажах к Островам, в Старую и Новую Деревни к цыганам590
, а после обязательного церемониала провожания и встречи солнца591 эти люди устремлялись в увеселительные сады и рестораны. Каменноостровский – путь как бы в потустороннее блаженство с более или менее благополучным возвращением к земной жизни592. Осип Мандельштам назвал его «одной из самых легких и безответственных улиц Петербурга»593. Сценой, архитектурные декорации для которой создавал Щуко, были не стены и перекрытия, спроектированные Марковым, а петербургские «Елисейские поля». Если так, то дом 65 – гротеск, гиперболическая маска Богатства на каменностровском архитектурном маскараде. Гримасничающий фавн-фонтан на боку ризалита дома 63 в двух метрах от 65-го – вот с кого надо брать пример, обсуждая колоссальный героический ордер на фасаде дома столичной буржуазной элиты Серебряного века. Попробуйте представить этот дом на главных проспектах других частей Петербурга – на Невском или даже на Большом проспекте Васильевского острова – и вы почувствуете, насколько он там был бы нелеп и как уместен он здесь.Этак можно оправдать на Каменноостровском любые причуды, скажут мне. Но нет, речь не о любых, а лишь о действительно экстравагантных зданиях этого проспекта. До революции их было всего три на три километра пути: соборная мечеть (летом почти невидимая из‐за крон деревьев), загадочный двухбашенный дом на площади Льва Толстого и интересующий меня дом 65. В 1998 году к ним, подтверждая безответственность Каменноостровского проспекта, прибавилась трехэтажная пристройка к Дому мод, а еще через пять лет – часовня Троицы при съезде с Троицкого моста. Занятно, что все они расположены на правой стороне проспекта. В целом чувство меры не оскорблено: нынешний Каменноостровский отнюдь не Диснейленд.
Издали дом 65 не бросается в глаза, потому что Марков поставил его с небольшим отступом от красной линии. Но когда оказываешься напротив него, этого отступа уже не хватает, чтобы дом уместился в поле зрения. К тому же прежде фасад частично заслоняли высокие тополя. Таким образом, видеть его целиком можно только под довольно острым углом, а если в лоб, то лишь переводя взгляд с одной части на другую. Это несколько ослабляет силу воздействия риторики Щуко, которая строится в основном на архитектурных гиперболах.
Два ризалита с широкими окнами, сильно выступающими балконами и массивными простенками, отягощенные огромными балконами, нависшими на громадных кронштейнах над входными дверями, не дают раздвинуться сжатой ими колоссальной колоннаде, которая стоит на облицованном серым гнейсом нижнем этаже. Грозящее взрывом напряжение между колоннадой и ризалитами выражено двумя мотивами. Один – трехэтажной высоты эркеры, которые, кажется, приняли граненую форму из‐за противостояния колоннады сжимающим ее тискам-ризалитам. Стеклянные поверхности, заполняющие почти без остатка интервалы между колоннами, становятся под воздействием тектонических сил твердыми как алмаз. Другой мотив – крайние колонны, которые на четверть окружности врезались в ризалиты. Эта прямо-таки по Витрувию не на жизнь, а на смерть борьба между элементами композиции начинает затихать только на пятом этаже, где окна становятся плоскими, и завершается этажом выше над композитными (как в Лоджии дель Капитанио) капителями, где нам показаны уже только последствия этой битвы в виде разорванного антаблемента. Знак примирения колоннады с ризалитами – гирлянды, переброшенные с капители на капитель между пятым и шестым этажами. Капители вместе с гирляндами создают на фасаде затемнение, и еще более глубокая и широкая тень сгущается под карнизом с его выступами и уступами, образующими резкий, неспокойный верхний абрис дома.
Дом Щуко в сравнении с домом Перре – глубокая архаика, оправданная, однако, маскарадной риторикой петербургских «Елисейских полей». В 1910 году, когда с него сняли леса, никто не мог предвидеть, какую важную роль предстояло сыграть этому гротеску, вырванному из контекста столичного Серебряного века, в столице другого государства – СССР.
Лоосхаус