Очерки поэтики и риторики архитектуры

В 1908 году у Перре поработал Ле Корбюзье. Часть зарплаты, которую вручил ему Перре, начинающий архитектор потратил на «Толковый словарь французской архитектуры» Виолле ле Дюка – текст, в котором впервые появилась мысль о современной архитектуре как логически обоснованной дисциплине. Рядом с чертежом готических аркбутанов Корбю написал: «Искусство живет своей структурой. Как говорил мне Огюст Перре, пойми структуру – и ты постигнешь искусство»578. Он понял совет буквально, начертив в 1914 году Dom-ino – схему жилого дома свободной панировки со стандартным каркасом серийного производства. Эта железобетонная этажерка в крайне примитивном виде демонстрировала структурный принцип дома Перре. «В то время, – вспоминал Ле Корбюзье свой Dom-ino много лет спустя, – создание такого дома было неожиданным изобретением. Здесь угаданы возможности железобетона и строительство из типовых элементов, найден человеческий масштаб. До нашего времени строительство домов этого типа не нашло применения ни в годы реконструктивных работ после 1918 года, ни после 1945 года. Это было слишком ново!»579 Все так, не считая того, что «неожиданное изобретение» было сделано Перре за двенадцать лет до простенького чертежа предприимчивого модерниста и что в этом чертеже нет ничего от жилого дома: в СССР так выглядели каркасы микрорайонных торговых центров рубежа 60–70‐х годов. Предвижу возражение: Dom-ino имеет консольные выносы монолитного перекрытия, которых в доме Перре якобы нет. Но взгляните на тонкий карниз над нижним этажом, на консольный вынос, расширяющий террасу восьмого этажа. Эти детали отнюдь не случайны: впоследствии Перре в полемике с Ле Корбюзье будет настаивать на необходимости карнизов, потому что «без карниза наружные стены дома быстро начинают требовать ремонта»580.

Беззастенчивое присвоение идей Перре его молодым коллегой этим не ограничилось. Дом Перре стоит на столбах, его террасы озеленены, планы квартир благодаря отсутствию капитальных стен варьируются от этажа к этажу по усмотрению владельцев квартир, а окна не нуждаются ни в мощных перемычках, ни в широких простенках. Все это сильно напоминает правила новой архитектуры, опубликованные Ле Корбюзье в 1926 году и через два года громогласно провозглашенные им на I конгрессе CIAM. Интересно было бы посмотреть стенограммы конгресса: неужели никто не увидел в пресловутых «пяти правилах» плагиат? Неужели им хотелось прослыть в истории архитектуры первыми, чего бы это ни стоило?

Впрочем, в одном пункте Ле Корбюзье проявил полную самостоятельность – в требовании ленточного остекления. В начале 20‐х годов он дискутировал с Перре о форме окна. Для Перре окно было не просто источником света, но символом присутствия человека внутри здания и обрамлением внешнего мира. Все эти функции, считал он, идеально осуществляет традиционное французское двустворчатое окно (то есть доходящее до пола, открывающееся внутрь и огражденное снаружи решеткой). Его проем кладет предел бескрайней панораме. Оно определяет место наблюдателя и создает границу, обеспечивающую ему физическую и психическую обособленность. Во французском окне передний план доступен, но не навязчив, горизонтальное же окно обрекает нас на неизбежное созерцание панорамы. Вертикальное окно лучше распределяет свет и повышает наш эмоциональный тонус, позволяя нам воспринимать и улицу, и сад, и небо. Поскольку вертикальное окно позволяет взгляду блуждать над ближним планом (улицей, садом), простираться горизонтально над средним и дальним планами (над домами напротив, над деревьями, над городом или холмами) и подниматься ввысь к небу, оно обрамляет вид на ландшафт с максимальной глубиной перспективы, с наибольшим разнообразием градаций цвета и света. Строительная техника позволяет делать большие проемы, и благодаря этому мы можем свободно коммуницировать со внешним миром, но, если нам нужно, мы должны уметь закрыть проем. «Окно – это человек», – говорил Перре, подчеркивая антропологическую коннотацию французского окна, обрамляющего человека и тем самым соответствующего его фигуре. Он считал, что вертикаль как линия прямостояния является линией жизни, тогда как горизонталь есть линия покоя и смерти. Таким образом, вертикальное окно богато эмоциональными импликациями: непосредственное, ближайшее окружение убеждает нас в своей непреложности, а взгляд в окно, с приподнятой позиции, обеспечивает нам независимость и объективность581. Перре был убежден, что Ле Корбюзье жертвует прочностью и комфортабельностью своих построек ради эффектности архитектурных форм.