Очерки, рассказы, статьи, дневники, письма

Шуберт. Ботанический атлас 1870 года. С.-П.Б.

Pro domo sua^[37]

По реке идёт «сало». А мне надо плыть по этой реке, и — что особенно трудно — плыть вверх по течению. Для этого мне приходится без отдыха отталкивать со всех сторон нажимающие на меня льдинки — бесконечно поле этих холодных, твёрдых, острых серых льдинок, плывущих на меня по воде и под водой, — серое, настойчиво напирающее «сало». Правда, оно легко крошится в кашу, но освобождённое впереди пространство, где мне плыть, сейчас же снова заполняется сплошной массой этих ничтожных, но страшных врагов. А плыть вверх по течению нельзя, если впереди тебя и кругом вода не свободна.

Сизифов труд! Когда навстречу тебе идут большие, тяжёлые, но редкие льдины, — плыть вверх по течению легче: напрягшись, с трудом оттолкнул большую льдину, — и плыву свободно до следующей. А следующая когда ещё будет.

Вот и отбиваюсь все дни от сала. Время течёт. А я все на том же месте.

Если так будет продолжаться ещё год, то не выдержу: устану, пойду ко дну.

*

В искусстве, как и в жизни, в каждом случае есть только одна правда и множество лжей. Выдумывать лжи легко и просто, но очень трудно выдумать правду.

*

В моих снах-кошмарах «действие происходит» всегда в городской обстановке — в квартире, в здании, на улицах. Ни разу в жизни я не видел кошмара с местом действия в лесу, в поле — в природе, или даже в избе.

*

Это не литература, а словопырня.

Оглушительное впечатление.

Не жизнь, а судорога.

Читайте медленно, со шпонами.

Говорит курсивом.

*

Экая глыбища жизни! (О большом человеке, медведе).

*

Наука есть «холодная обработка» фактов; искусство — «горячая» (то есть страстная, изменяющая «химию» объектов).

*

Наше любимое занятие — собирать на берегу камешки.

Люблю бесполезные вещи, бескорыстную красоту неразгаданных образов. Оставьте нам детство, игру, всегда бесполезное, бескорыстное искусство, а мы оставим вам весь земной утиль — пользуйтесь, жирейте, стройте себе из него дома и машины.

На морском берегу бесконечных миров играют дети.

Р. Тагор

*

Так хорош прибой, что смотрел бы, смотрел, смотрел на него. Сердце веселится бездумной, бездумной радостью стихий, разгульным их весельем. Ритм прибоя — строг и грозен; казалось бы — должно быть однообразно, а вот поди ж ты: нет двух схожих волн, одна на другую не похожа, всё меняется — и цвета моря, и грохот катящейся с уходящей волной гальки, и сила, и длина, и цвет, и высота валов.

Ух, хорошо!

*

В нашем саду цветут гортензии. Огромные — с голову младенца — соцветия гортензии похожи на кучу или букет зелёно-розовых бабочек, тесно обсевших конец стебля.

Чудесные желтоватые розы на высоком кипарисе нашей ограды — высоко (м. 12) в небе.

Оказывается, это одичавшие, сбежавшие из сада розы. Садил их садовник внизу у ограды, а они пробрались к кипарису, обвили его, старика, взобрались по нему в небо и там расцвели десятками цветов.

Что ж и их — как лианы — назвать «паразитами»?

*

Люблю смотреть на дельфинов. Научился находить их в бинокль среди бесконечного простора моря.

Надо найти хотя бы одиночную чайку и следить за ней, пока она не подлетит туда, где плавают на воде и вьются над морем её подруги.

Найди чаек — найдёшь дельфинов.

Чайки ищут, где идёт рыбка, — и слетаются сюда стаей. Сюда же приходят за рыбкой дельфины.

Чайки их совершенно не боятся. Видишь: плавают, а между ними, совсем рядом, поднимаются и опускаются чёрно-белые плавники весёлых морских зверей.

*

Для старости прежде всего, может быть, характерна быстрота времени. (Не знаю, так ли это у людей физического труда, но у нашего брата так.) К концу жизни дни, месяцы, годы, проходят с огромным ускорением. В нашу эпоху понятие «спокойная старость», очевидно, прочно ликвидировано. Чем меньше остаётся жить, тем больше дела, больше и скорей надо сделать. И — главное — ещё то и сё, ещё хоть немножко понять, узнать в жизни. Ещё, ещё, ещё, — хотя знаешь, что путь постижения жизни бесконечен и каждый новый разрешённый вопрос вызывает сотню следующих вопросов — «век живи, — век учись, а все равно дураком помрёшь».

*

Впервые в жизни — видел крякву-альбиноса.

*

Ещё моё: у гнезда не делать резких движений и разговаривать с сидящей птицей ласковым голосом, а ещё лучше — что-нибудь мелодичное напевать. Это — как масло на бурную воду тревоги птицы за птенцов (или яйца).

— У супружницы моей характер шквалистый, — сказал моряк.

Английское название беляка — Snowshoe rabbit — лыжный заяц.

Пристальный человек.

Душа, зажатая в кулак.

Мещанка беспробудная.

Мастер дела боится.

*

Утром будит неожиданно молодой голос Верики:

— Смотри, сколько солнца я тебе впустила! Какой чистый день встаёт! Чистый-чистый, ясный-ясный — таких ещё не было ни одного за всё лето. Это нарочно для нас! Солнышко не поморщится.

Она сняла шаль, которой занавешиваются на ночь мои два окна рядом (в «кабинете»).