У Виталия Валентиновича появляются новые знакомые и друзья. Если с Иогансеном его накрепко соединила с алтайских лет страсть к изучению птиц, то писательский труд привёл к самым дружеским отношениям с некоторыми писателями, в первую очередь с Еленой Яковлевной Данько и Борисом Степановичем Житковым. Пожалуй, ближе Житкова не было. «У меня мало друзей, — писал Виталий Валентинович Иогансену, — хотя очень много людей, с которыми я в приятельских отношениях. Друг — это для меня тот, с кем я могу быть очень откровенен, кого я люблю так, что жизнь свою неизбежно связываю с его жизнью. Кровное родство — для меня ничто. Но связь духовная, внутренняя, душевная связь с людьми — всё для меня».
Своих новых приятелей-литераторов Виталий Валентинович познакомил с приехавшими из Бийска. Опять в доме были разговоры на литературные темы, опять читались стихи. Читали молодые поэты. Маршак читал свой только что написанный «Пожар». Бывал в «коммуне» и Б. С. Житков.
Городская жизнь утомляла Виталия Валентиновича, его неудержимо тянуло «от сих культурных мест в глушь, к простым людям и редкостным птахам». «Город губит меня, — пишет он другу, — живу исключительно нервами. Тысячи дел, миллионы забот. На старости лет поступил студентом в Институт истории искусств. Выпускаю книжку за книжкой. Мечтаю удрать из Питера, но жду тебя — чтобы вместе. Институт свой я брошу в любой момент, и нет вообще ничего, что бы помешало мне поехать с тобой в экспедицию». Но мечта о совместной поездке с Иогансеном в дальнюю экспедицию так и осталась мечтой.
Чтобы летом не быть в городе, Виталий Валентинович уехал с семьёй в район Валдая, жил на хуторе, много работал. Там были написаны четыре рассказа и большая повесть «Мурзук».
По возвращении в Ленинград удалось подыскать подходящую квартиру. Осенью 1924 года семья Бианки переехала на 3-ю линию Васильевского острова, где в доме № 58, на углу Малого проспекта были прожиты все дальнейшие годы.
Так и пошло из года в год: зима в городе, на 3-й линии, а «лето» (иногда оно начиналось в апреле, а кончалось поздней осенью или даже в январе) где-нибудь в деревне, у леса и воды. Правда, этот распорядок иногда нарушался…
С начала 1926 года Виталий Валентинович жил в Уральске, в одноэтажном домике у большой, летом очень пыльной, площади. На другом её конце стояла церковь, и иногда раздавался унылый колокольный звон. Мальчишки, несмотря на жару, играли в городки, бегали беспризорные голодные собаки, величественно и неторопливо шествовали верблюды — всё так непривычно для северного глаза. Леса нет. Чужие места!
Летом приехала жена с дочерью и недавно родившимся сыном, Таликом (Виталием), с ними, конечно, няня Саша. Зимой навестил брат Анатолий. После отъезда родных Виталий Валентинович особенно остро переживал одиночество. Помогли новые друзья, увлечение шахматами и работа. В Уральске были написаны «Мышонок Пик», «Одинец», «Аскыр», «Лесная газета» из небольшого журнального отдела была переделана в книгу. Но работа шла с трудом: творческая вспышка первых лет, по словам самого Виталия Валентиновича, в Уральске потухла. Сохранилась до наших дней большая переписка с издательствами, которые с нетерпением ждали обещанных рукописей, торопили, предлагали новые договоры. Шёл непрерывный обмен письмами с друзьями по литературной работе: с О. И. Капицей, Е. П. Приваловой, К. И. Чуковским. Чаще всего Виталий Валентинович писал Житкову, они даже пересылали друг другу на отзыв рукописи.
Весной 1928 года Виталий Валентинович переехал в Новгород, который ему очень понравился. А летом с семьёй жил в деревне Слутке, растянувшейся по берегу Волхова против Кречевиц на несколько километров. Лето выдалось дождливое, грязь на деревенской улице была непролазная, но всё-таки на дачное время из Ленинграда приехало много знакомых и родственников. Да и лес был вокруг свой, северный. И охота на пролёте хорошая. Только работа над повестью «Карабаш» напоминала об Уральске.
В начале следующего года Виталий Валентинович возвратился в Ленинград, к себе на 3-ю линию. Город, его «тысячи дел, миллионы забот» мешали сосредоточиться, с головой уйти в работу. Виталий Валентинович мечтал найти «избушку на курьих ножках» где-нибудь в лесу. Зимой поехал на поиски такого места снова на Волхов. Нашёл хутор «у самого синего леса». У хозяина хутора красавец конь, серый в яблоках. Запряженный в лёгкие санки, он без труда подвозил хозяина и его гостя-охотника по снежной целине к большим тяжёлым тетеревам, сидящим на голых ветках берёз. Место понравилось. С хозяином хутора Ксенофонтово договорились о лете.
По возвращении в город Виталию Валентиновичу неожиданно удалось купить прекрасную двустволку 20-го калибра фирмы Поля Шольберга. С тех пор «шольберг» — его самая любимая вещь, он с ним почти не расстаётся, ухаживает за ним и даже посвящает ему стихи, где говорит: