Как ни убеждал я их, они не соглашались на мой план, Говорили, что с лодки они в косатку стрелять не станут, говорили, если ранишь, разъяришь косатку, крепкое, как ядро, двухсотпудовое тело с разгону с быстротой летящего с высоты камня ударит в борт. Какая лодка выдержит?
Не знаю, станет ли раненая косатка таранить лодку, но знаю, что алеуты не трусы, и никто лучше их, островитян, извечных жителей океана, не знает его опасностей.
Мне пришлось отказаться от моего плана, но в своём докладе правлению я указал на необходимость иметь на Командорах мореходный сильный катер с доброй гарпунной пушкой против косаток.
Бригады алеутов отправились по ухожам для ремонта юрташек. Катер развозит запасы вяленой рыбы по дальним ухожам.
В этом году мы заготовили красной рыбы 40 тысяч штук для себя и 10 тысяч для Медного.
Своей рыбы на Медном мало. Там алеуты заготовляли для себя только мясо упромышленных котиков.
Сейчас катер привёз плохую весть с дальнего ухожа Бобрового: кто-то чужой побывал в юрташке.
Дверь найдена открытой. В печурке обгорелые поленья, посуда в беспорядке. Это уж не ваньки, а люди, и не наши.
Алеут честен и никогда не трогает чужого. С хозяйством юрташки он хорошо знаком, а эти люди не нашли дымовой трубы, спрятанной, как обычно, между печкой и стеной, пытались так разжечь дрова. Они не догадались вымыть чисто смазанной жиром посуды. Наверно, потому и бросили её, что на огне от неё пошёл ужасный чад, вонь.
Кто эти неизвестные люди? Откуда? Зачем высадились на нашем безлюдном острове?
Ответить нетрудно: ведь в этом месяце молодых песцов-норников можно ловить голыми руками.
Пушистое золото приманивает охотников до лёгкой наживы.
Ухож Бобровый лежит на южном конце острова. Там легко незаметно высадиться, можно жить много времени и остаться никем не замеченным.
Назначил туда постоянный караул с винтовками.
С Северного лежбища дали знать, что косатки сняли осаду и скрылись с глаз.
Осада длилась пять дней.
Остров Беринга
Недели две я не был на лежбище. Пришёл вчера и еле узнал его.
Там нет уже разделения на главное лежбище и площадку холостяков: секачи, холостяки, матки — всё смешалось в одно мирное стадо. А чёрных котиков не узнать: они выросли, превратились в серых и плавают вместе со взрослыми.
Старики и молодые всё дальше отплывают от берега. Частенько бывает, наши отправляются в гости на Медный, а медновские гостят у нас. Скоро всем им трогаться в далёкий путь. Перед отвалом медновские и наши собьются в одно стадо.
Я долго стоял на вышке и разглядывал котиков в сильный бинокль. Глаза устали. Я положил бинокль и стал глядеть на море. Гладкие чёрные головы зверей то появлялись, то исчезали в воде.
Вдруг странное зрелище привлекло моё внимание: вдали от берега мчалось что-то длинное, тёмное. Оно змеёй извивалось на поверхности моря и, как иглой, прошивало волны.
Издали это «что-то» очень напоминало спину какого-то быстроходного морского животного, но гигантских размеров: в длину оно было метров тридцать.
Я опять взял бинокль.
Разгадка оказалась проста. То, что невооружённому глазу казалось гигантской спиной, было — как бы это сказать? — было чем-то вроде чехарды или пятнашек.
Молодые котики играли. Длинной вереницей они гнались друг за другом, то выбрасываясь из воды, то ныряя. Их было много, и их спины образовали почти сплошную, быстро двигающуюся ленту.
На обратном пути с лежбища я видал молодых ванек.
Теперь уж их не догонишь: здорово научились бегать.
В селении ждут парохода. Он должен был прийти в августе, но вот уже скоро половина сентября, а парохода нет и нет.
Разом пропала надоедливая мясная муха. Алеуты заканчивают заготовку юколы (вяленой рыбы). Прекратился ход нерки в реке. Но без перерыва пошла другая рыба — кижуч. Он тоже из лососевых, но крупнее, не такой красный, как нерка, и — на мой вкус — гораздо вкуснее её.
Кижуча заготовляем только для себя, собак им не кормим и песцов не подкармливаем.
У алеутов главная забота сейчас — сенокос.
На острове штук до сорока коров, две козы и одна лошадь, и всем им надо заготовить на зиму сена. Вот свиньи, с теми просто: посадил в шлюпку, отвёз в закрытую скалами бухту и пустил гулять на воле. Через скалы им не удрать, а съедобных морских водорослей, морских огурцов, ежей на лайде хватит на целое стадо. Быстро жиреют свиньи на берегу, во всякое время года там для них корм.
А сена накосить да высушить тут — дело трудное.
Хорошей травы мало. Есть заросли трав — пучки, лабазника — выше человеческого роста. Но эти травы не годятся в корм. Добрая трава растёт только в долинах рек. Тут алеуты и косят. Верней сказать, рубят траву сплеча: косы у них — не русские литовки, а особенные, американские. Но накосить не так трудно, трудно высушить. Редко, очень редко выдаётся у нас солнечный денёк. Всё туманы, туманы и бус — мелкий дождичек, водяная пыль с неба. Как тут сушить сено? Нужно перейти на силос.