И вот ванька тихонько крадётся по лежбищу, прячется за камнями.
Секач на такого мелкого воришку и внимания не обращает. Чёрные котики ещё ничего не понимают, лежат смирно. Матки сердито фыркают на ваньку: «Куда лезешь? Пшёл!»
Ванька не то чтобы так уж смел, скорей нахален. Он отлично знает, что на плоских культяпочках вместо ног никак его не догнать, и преспокойно подбирается к чёрному котику.
Но чёрный котик, будь ему всего три дня от рождения, не так прост — зубастый. Ванька к нему с хвоста, а он мордой; ванька с другой стороны, а котик опять к нему мордой, и зубы наготове.
Ванька и пляшет вокруг него: как бы подступиться половчей.
Глядишь кругом, все матки заволновались, и та, что поближе к секачу, уже тычет его мордой в бок: дескать, смотри же, что нахальный ванька делает. Ведь прозеваешь родного малыша, сторож нерадивый! Обернётся секач, поглядит спокойно, как ванька старается, да как фыркнет!
Ванька с перепугу через голову да по камням, как по воздуху, — только бы ноги унести.
Это всё можно видеть с высокой вышки над северным лежбищем. Вышку мы построили, чтобы, не беспокоя зверя, наблюдать с неё за жизнью котиков и подсчитывать как можно точней, сколько на лежбище секачей, сколько маток и сколько народилось чёрных котиков.
Холостяков на лежбище нет ни одного. Секачи прогнали всех прочь, как только начали появляться матки. Они теперь лежат в другом месте, дальше по берегу, на так называемой холостяковой площадке.
Легко подсчитать секачей и маток. Секач гораздо крупнее, у него грива; матка перед ним маленькая, тоненькая, и на груди у неё желтоватое пятно. Особенно заметны взрослые звери в сухую погоду. Они привыкли жить в воде. На берегу жарко, душно. Изогнув спину, они, как веером, опахивают себе лицо широкими задними ластами.
Но очень трудно даже в трубу с вышки найти лежащего между чёрными камнями чёрного, маленького и почти неподвижного новорождённого котика. И, увы, в рождении первого котика мы убедились не с вышки, а около ванькиной квартиры: у входа в его нору нашли свежеобглоданные косточки чёрного котика и его маленькие плоские культяпочки-ножки, такие жесткие, что они не поддались даже острым ванькиным зубам.
Для алеутов сейчас время трудное: в речку Саранную из океана валит и валит красная рыба. Тут каждый день год кормит: сразу в одной тоне вытягивают от тысячи до трёх тысяч рыбин.
Мужчины вываливают тоню, женщины пластают рыбу. На вешала подымать крупную рыбу тяжело, — это опять дело мужчин.
Надо спешить: красная рыба — это главная пища алеутов, красная рыба — это круглый год единственная пища их лохматых рысаков, красная рыба — это спасение для ванек в голодные зимние месяцы.
Надо очень спешить: в половине июля внезапно тучами появится мясная муха, и тогда прощай не успевший высохнуть запас. Мухи отложат в сырую рыбу свои яички, и через несколько дней от рыбины останется одна чешуя, кишащая тысячами червей.
Найдётся дело и нашему катеру. На нём развозят в эти дни уголь по ухожам. К началу промысла в каждой юрташке должен быть полный запас угля на всю осень и зиму.
Остров Беринга
Ванькам полегчало: малыши-норники подросли и ходят уже с родителями на лайду, обучаются охоте на птенцов.
А мы ловим их. Прямо руками. Малыши не очень-то боятся нас. Подпускают близко. Кинешься за одним, он, конечно, наутёк, да такой шустрый — не догонишь. Только слабенький ещё, устаёт скоро. Тогда схитрить норовит: припадёт к земле, голову за камушек. Сам весь наружу торчит, а глаза зажмурил — спрятался. Тут подходишь и хочешь взять его руками.
Ой, нет! Ведь он серенький, мышастой масти. А камушек серый. Очень трудно его заметить, когда он так припадёт и лежит неподвижно.
Маленьких ванек мы ловим для питомников, отправляем потом на материк, чтобы и там разводились красивые голубые лисички.
Если большой заказ с материка, ставим на лайде коричневые, незаметные крепкие сети и загоняем в них сразу по нескольку ванек.
Чёрные котики уже все родились, больше не будет. Теперь надо сделать поголовный подсчёт, сколько их народилось в этом году на каждом лежбище.
Мы окружили главное лежбище.
Матки-то, конечно, сразу ускользнули в море — они робкие.
Мы их не задерживали и старались не пугать. Было три молодых сивуча ростом с кота-секача. Эти тоже бежали без боя: они ведь без малышей.
А вот секачи-коты — с этими пришлось повоевать. Фыркают грозно, рюхают хрипатым голосом — не подходи. Мы, разумеется, не обращаем внимания на их угрозы, потихоньку их оттесняем от берега. Очень-то близко не подходим — всё-таки опасно.
Они ведь глупые, увальни: прыгнет и как раз шмякнется на своего же малыша, чёрного котика. И, конечно, раздавит в лепёшку. Поэтому необходимо их удалить. Сейчас-то они не такие уже страшные, как были: ведь уже два месяца без еды сидят, да ещё линяют как раз, истощились, ослабли.
Пока с ними возились, часть чёрных котиков тоже удрала в море: это те, что постарше и уже плавать научились. Плавать они учатся в лужах на лежбище.