А ничего не поделаешь: ветер начал менять направление, начал загибать в берег. Того и гляди, перейдёт в шторм.
Нельзя пароходу в шторм у берега оставаться: с любых якорей сорвёт и шваркнет о скалы.
Пароход не уйдёт, будет выжидать невдалеке.
Но нам-то каково! Ведь бывает и так: угонит его шторм далеко от острова; запас угля в трюме ограниченный; если на много дней завернет шторм, уходит пароход совсем, так и не побывав у нас.
Скверную провели мы ночь.
К счастью, наутро ветер улёгся. Пароход приблизился, шлюпки подошли к нему.
Закипела работа: живей выгружать. Никто не знает, какая погода будет через час. С утра до ночи и с ночи до утра катер таскает кунгасы — маленькие баржи. Пароход привёз строительные материалы, уголь, охотничьи припасы, продукты: муку, жиры, консервы, овощи, привёз журналы, газеты, письма за десять месяцев. Кунгасы его разгружают, разгружают, разгружают…
Чуть ветер — и стоп. Работа стала. Пароход отошёл в море. Шлюпка на берегу.
Ждут сутки, другие, третьи…
Улёгся ветер. Опять подходит пароход, мчится к нему катер. Разгружают, грузят, разгружают и грузят.
Грузят мешки с драгоценной жатвой обоих островов — пушистые шкурки голубых песцов.
Вот уже полмесяца, как подошёл пароход, а погрузка и выгрузка всё ещё не кончена. Кипит работа.
Писать некогда. Кончаю.
Остров Медный
Как я попал сюда, на Медный, — это целая история. Расскажу всё по порядку.
Погрузку наконец кончили. Пароход ушёл. Вздохнули мы ему вслед и опять принялись за свои дела.
В речку Саранную пошла из океана нерка. Пошла, пошла, гуще и гуще — успевай только выгребать её из воды неводом.
Я опять побывал в тундре — ванек проведать. В каждой норе родились, где только пара, где пяток, а где и десяток маленьких, голых, слепых щенят. Мать греет их и кормит, и лижет. Отец стережёт нору и бегает на охоту.
Ходил я ещё на северное лежбище котиков. Там у нас устроена высокая наблюдательная вышка. В домике за берегом живёт наблюдатель, в другом — караул.
Наблюдатель каждый день в бинокль подсчитывает с вышки всех котиков, записывает всё, что у них происходит. Они его и не видят, и не чуют. У нас дело поставлено так, чтобы зря ничем не потревожить котиков. Бывает, ветер задует от домиков к лежбищу. Тогда караульные и наблюдатель не топят печей, не варят, не жарят — запах дыма беспокоит зверей.
Я тоже влез на вышку. На лежбище уже заметное оживление. Среди секачей появились полусекачи — четырёх- и пятилетние самцы. Начинают прибывать и холостяки — самцы до трёх лет. Они гораздо меньше секачей, и гривы у них нет.
Вернувшись в селение, я сел на катер, чтобы ехать на Медный. Небольшое судёнышко было сильно загружено, да и народу нас собралось порядочно: команда катера, две семьи с ребятами, трое караульных, русский старик один — всего человек пятнадцать. Весь переход по океану до Медного длится часов четырнадцать, и провизии мы с собой взяли на полсуток.
Из Никольского мы вышли утром, обогнули наш остров с севера и пошли в океан. Машина работала исправно, и старшина катера, пожилой алеут, рассчитывал быть на Медном ещё до темноты.
Часа два уже шли мы по открытому океану. Лёгкое мокрое облачко мазнуло меня по лицу и сейчас же пронеслось, растаяло вдали. Я стоял на палубе, спокойно наблюдал, как начинается туман. В рубке старшины есть компас, и туман катеру не страшен. Что ни случись, стрелка компаса неизменно будет указывать север и юг.
Мутные облачка налетали всё чаще, сбегались со всех сторон. Через какие-нибудь пять минут мы точно сквозь простоквашу продирались: белёсый туман уже окружал нас.
Туман густел и густел.
Час проходил за часом. Старшина ежеминутно справлялся по компасу и уверенно вёл катер вперёд. Туман стал ещё гуще. Казалось, катер с трудом разламывает его своими деревянными боками.
Начало темнеть. Никаких признаков Медного не появлялось. Старшина недоуменно пожимал плечами. Женщины уложили детей, сидели молча, не смыкая глаз.
Полночь настала. Никто и не думал о сне.
Старшина дал малый ход, и всю ночь качались мы на громадных волнах. Медный должен быть где-то близко. Идти вперёд нельзя: того и гляди, разобьёшься о подводные скалы.
Ночь длилась необыкновенно долго. Наконец темнота начала желтеть. Солнца мы не увидали: нас окружал плотный туман.
Старшина повёл катер вперёд, но без прежней уверенности в себе.
К полудню неожиданно подул ветер и быстро разогнал туман. Ждали увидеть Медный, но во все стороны открылся океан.
И нигде ни полоски, ни точечки. В какой стороне от нас Медный, никто не знал, даже старшина.
Катер хлёстко трепало ветром. Он скрипел и трещал — того гляди, развалится. Дети давно проснулись и требовали еды. Но вся провизия была съедена ещё вчера. Женщины безутешно плакали.
Старик уговаривал их, как мог. Я пошёл в рубку переговорить со старшиной.
Старшина-алеут только недоуменно крутил головой. По его расчёту выходило, что катер давно пересек Медный.
Я взглянул на компас. Всё в порядке, только… только к компасу прислонены винтовки.