Очерки русского благочестия. Строители духа на родине и чужбине

Дней через десять после ее первого посещения новая неожиданность для заключенных – приезд к ним петербургского митрополита Антония. Раньше, в продолжение двадцати лет, они видели у себя только должностных лиц, а тут вдруг явились и княжна и митрополит по своей инициативе. Не признак ли это, что непроницаемые шлиссельбургские стены значительно ослабели? У заключенных явилась понятная надежда на скорое освобождение. Их новое настроение, очевидно, не ускользнуло от тюремной администрации, потому что 13 и 14 июля под каким-то предлогом Марии Михайловне было отказано в свидании с ними. А тут еще, 15 июля, был убит В. К. Плеве, который разрешил ей иметь эти свидания. Княжна вернулась в С. – Петербург, но она ни на минуту не оставляла мысли о своих новых друзьях. 26 июля она едет к товарищу убитого министра и просит подтверждения раньше данных ей полномочий. Но этого ей не нашли нужным сделать. Тогда она решается на более сильное средство – обратиться с прошением непосредственно к Государю. Не прошло и двух недель, как ее желание было удовлетворено. Мало того, временно управляющий министерством, П. Н. Дурново, дал ей право видеться с В. Н. Фигнер наедине и передать некоторым заключенным выбранные ею иностранные книги.

Чтобы поделиться со мною своею радостью свидания с шлиссельбуржцами, Мария Михайловна прислала мне, 14-го августа, часть подарков, полученных ею накануне от В. Н. Фигнер: букет цветов, два огурца и корзинку ягод (крупная земляника, клубника, черная смородина и малина). Осенью того года различные подарки заключенных Марии Михайловне сыпались как из рога изобилия: от В. Н. Фигнер – изящная шкатулка, от Н. А. Морозова – прибор для определения положения созвездий на небе в любое время года, от М. В. Новорусского – точеный костяной крест. Кто спешит ей передать первые крупные яблоки, кто – кропотливо сделанный гербарий, кто – точеную коробочку, кто – вазу. Они старались каждый по-своему выразить свое внимание и благодарность неутомимой княжне за ее старания внести в их жизнь какую-либо отраду.

Несмотря на свои почтенные годы, в это время Мария Михайловна поражала своих знакомых бодростью и энергией. Кто бы мог подумать, что эта высокая восьмидесятилетняя старуха, делающая пешком большие концы по городу, в молодости была не один раз приговорена врачами к смерти. Встречаемые ею препятствия не только не ослабляли ее энергии, но, напротив, окрыляли ее новыми силами и давали ей повод к более смелым и решительным шагам. С настойчивою и умною княжною трудно было бороться.

Посещая заключенных в Шлиссельбургской крепости, Мария Михайловна не забывала и другую цель – устройство для них церкви. Собственно, она не настаивала на постройке новой церкви и не указывала на одну из имеющихся в стенах крепости. Этот вопрос она всецело предоставила решать самой администрации. Для нее было важно, чтобы заключенные присутствовали на богослужении.

В сентябре 1904 г. страшная пасть Шлиссельбургской крепости снова раскрылась, чтобы выпустить еще троих узников: В. Н. Фигнер, М. Ю. Ашенбреннера и В. Гр. Иванова. Однако, радость Марии Михайловны по этому поводу была опечалена известием: Вера Николаевна ссылается в холодную Неноксу, Архангельской губернии.

В октябре месяце княжна была снова огорчена: ссылаясь на перемену министра, тюремная администрация опять не пустила ее в Шлиссельбургскую крепость. Снова хлопоты, опять хождения в министерство внутренних дел… И хотя не так скоро, Мария Михайловна все-таки разорвала все препятствия и в декабре месяце она снова едет навестить своих друзей в Шлиссельбургской крепости.

Между тем Мария Михайловна не забывает и ссыльную В. Н. Фигнер. Сначала она вступает с ней в переписку, а затем 17 января следующего 1905 года княжна отправляется к ней в далекую Неноксу. Она застала сосланную страдалицу больною от цинги и расстройства нервов. Оторванная от старых друзей, Вера Николаевна очутилась под постоянным надзором солдат в холодном селении на берегу Белого моря. К тому же немало ее огорчали местные интриги досужих людей. Например, распустили несообразный слух, что священник в Неноксе за царским молебном во всеуслышание произнес многолетие В. Н. Фигнер. Казалось бы, на такие вздорные слухи не следовало обращать никакого внимания, между тем в Архангельске ему придали серьёзное значение, пошли запросы, поднялась переписка. Мария Михайловна встревожилась и поехала в Архангельск, а оттуда в Петербург (19 марта) засвидетельствовать лично пред власть имеющими, что ничего подобного не было в Неноксе, и священник там – образец скромности и смирения.

Раз появившись на берегах Невы, понятно, Мария Михайловна опять ищет свидания с заключенными в Шлиссельбурге. Ей разрешили, но с некоторыми, к ее печали, ограничениями: беседовать с заключенными можно только в присутствии коменданта, а приносимые ею книги отдавать ему на цензуру.