Очерки русского благочестия. Строители духа на родине и чужбине

К счастию, история Никонова, равно как и Ушакова, Храмова, Чучанова и др. занесены сподвижницею и верным другом княжны Дондуковой – Еленою Андреевною Вороновою в ее замечательный сборник рассказов «Люди – Братья» (СПб., 1909 г.). Без содрогания, без слез нельзя читать этого сборника. Там не только знание жизни, тонкая наблюдательность и глубокое знание души человеческой, но и более этого – там любовь и притом такая, на какую только способен человек. Я не в силах передать впечатление этих рассказов: эта книжка должна быть прочитана.

Сознательное христианство, проведенное в жизнь, неразрывно с тем состоянием благодушия, какое не только светит, но и греет. Возле таких людей всегда хорошо, и эти люди дороги нам часто только фактом своего существования. Что же должны были чувствовать Никоновы, Чучановы, Храмовы и подобные им страдальцы при одном приближении к ним таких людей, как княжна Мария Михайловна или Елена Андреевна Воронова!

В чем же секрет их влияния?

Княжна Мария Михайловна была слишком убеждена в силе имени Христова, какое знала не только со стороны эстетической, но и стороны Его могущества, в силе молитвы и в личной немощи, чтобы идти к заключенным с готовыми речами, заранее составленными, пользоваться теми шаблонами, за которыми чувствуется вера в себя, в свою силу и призыв верить этой силе.

Вот что она писала в своем дневнике:

«Сын человеческий, Господь наш Иисус Христос после воскресения Своего являлся ученикам, входя в затворенные двери, и когда мы встречаем затворенную дверь сердец человеческих, то имеем чрез Иисуса Христа доступ к сердцам даже ожесточенных людей, когда отказываемся от собственных душевных стараний помочь людям. В телесных болезнях, семейных скорбях нам может подсказать собственное наше чувство, что говорить и делать; но в душевных страданиях ожесточенных преступников и неверующих людей один только Богочеловек Иисус Христос имеет силу изгонять злых духов в той области, в которой сатана, ангел тьмы, принимает вид ангела света для обольщения людей, отдалившихся от источника света – Иисуса Христа»[46].

Смирение княжны Дондуковой не позволило ей высказать эту мысль иначе, указав на то, что нужно уже самому духовно воскреснуть для того, чтобы получить возможность входить в затворенные злобою и ожесточением сердца злодеев и преступников.

Вот почему ее прикосновение к ранам других не только никому не причиняло боли, а облегчало эти боли. Ее появление в тюремных помещениях и больницах вносило так много света в ожесточенные сердца, что они тянулись к Марии Михайловне уже без зова, без ее призыва. И нужно было видеть, какая материнская любовь светилась в глазах Марии Михайловны, когда ей удавалось вызывать слезы раскаяния, сокрушение о содеянных грехах. И плакали не только неразумные юноши, несчастные жертвы злой воли других, но и закоренелые преступники.

Вскоре после ее смерти, в одной из СПБ. газет появилась заметка под заглавием «Добрая Самарянка». Она приведена в воспоминаниях О. Д. Пистолькорс (стр. 6). Вот что пишет автор заметки о княжне Дондуковой:

«Об этой подвижнической деятельности княжны Дондуковой-Корсаковой можно говорить лишь теперь, после ее кончины. При жизни Мария Михайловна не любила, чтобы говорили и писали о ее подвигах добра и милосердия, и, зная всё это, многочисленные друзья и почитатели щадили ее скромность. Между тем не один человек был спасен княжною Дондуковой-Корсаковой от виселицы и каторги. Уже одним посещением тюрем и тюремных лазаретов княжна действовала благотворным образом на озлобленные души самых закоренелых преступников, будила в них добрые чувства и раскаяние.

Она вызывала у заключенных своими беседами воспоминания о том времени, когда они были чисты и непорочны[47]. Вот Мария Михайловна появилась в одно прекрасное утро в лазарете одиночной Выборгской тюрьмы, села около койки тяжело больного и повела свою обычную тихую беседу о неизреченной любви Спасителя о грешных людях… Койку занимал почтово-телеграфный чиновник Вячеслав Чучанов, обвинявшийся в том, что перехватил телеграмму на крупную сумму вместе с двумя товарищами. Несмотря на свою слабость, Чучанов встал во время беседы старушки, точно повинуясь какой-то силе, и жадно вслушивался в каждое ее слово. Его убеждали присесть, но он не соглашался. С таким же вниманием и благоговением слушали княжну и другие заключенные, совершенно преобразовываясь»…

К сожалению, приведенное сообщение весьма кратко и способно даже вызвать упреки в излишней сентиментальности… И в самом деле, чье доброе внимание может привлечь, напр., картина вооруженного нападения на завод – преступление, в коем обвинялся Никонов, – на чье участие может рассчитывать Чучанов, и сто́ят ли они того, чтобы общество дарило их своим вниманием, тем больше участием?

Не отражается ли в таком отношении к ним столь свойственная русскому человеку жалость к преступнику и равнодушие к жертве его?!

Так и я думал.