Очерки русского благочестия. Строители духа на родине и чужбине

Отсюда понятно, какое значение имеет всё, что облегчает эту высокую задачу монастыря, что способствует развитию духовного зрения и перестраивает дух жизни, видоизменяя его характер. Отсюда понятно и то, какую великую жертву Богу приносят те люди, которые помогают монастырю в общем деле перестройки духа жизни и, освещая ярким светом небесного огня земную цель жизни, освобождают путь к ней от вражеских нагромождений. Эти мысли так часто приходили ко мне при чтении произведений Евг. Ник. Поселянина[14], зовущих к жизни, пробуждающих уснувшую совесть, поднимающих дух.

Эти же мысли с новой силой ожили во мне при первой встрече с именами Алексея Викторовича Щусева и Ивана Исидоровича Ижакевича[15], из коих первый обратил на себя внимание своими работами в области архитектуры, а второй в области церковной живописи.

Произведения А. Щусева и И. Ижакевича проникнуты одной общей мыслию – восстановить наш извращенный вкус и вернуть нас к прежним русским идеалам. Вот почему работы их так дороги каждому русскому человеку, в коем живет сознание связи с Источником жизни и не угасло стремление к правде. Встречаясь с этими произведениями, зритель испытывает радостное чувство встречи с чем-то очень дорогим, но давно потерянным и забытым.

Проект храма на Куликовом поле, часовня на могиле г-жи Шабельской в Ницце, проект зданий собора и школы в Почаевской Лавре, художественная орнаментация трапезной церкви в Киево-Печерской Лавре, реставрация Васильевского храма в г. Овруче – все эти и многие другие работы А. Щусева являются выражением того самобытного русского творчества, которое, будучи свободно от наслоений запада, в своем чистом виде всегда отражало одну идею, одну мысль, один порыв трепещущей в земных оковах бессмертной души к Богу.

Пред нами проект храма на Куликовом поле.

Проект удостоился Высочайшего одобрения, и храм уже начат постройкой.

Вглядитесь пристально в это произведение искусства, и вы перенесетесь в те отдаленные времена древности, которые воскрешают пред нами ныне забытые идеалы и свидетельствуют о том, насколько глубоко понимали задачу искусства Греция, Рим, Византия, или наша древне-христианская Русь эпохи XI–XII вв. Тогда искусство неразрывно связывалось с духовной жизнью народа, почти исключительно служило религиозным целям, возбуждая чувство восторга и удивления, если не всегда художественностью исполнения, то всегда тонким воплощением одухотворявшей его идеи. Тогда искусство признавалось душою народа, почему и отражало высшие стремления души, а не низменные требования плоти. В частности, наше древне-русское творчество, столь богатое своими самобытными формами, так образно и живо свидетельствовавшее о высоте духовного развития эпохи, и доныне еще приковывает к себе внимание знатоков искусства, заставляя их восхищаться глубиною своего религиозного содержания.

Но памятников истиннорусского творчества немного, а там где они есть, они забыты и заброшены. Весьма многие из них или остаются в небрежении или же реставрируются на новый лад, приспособляются к тем вкусам, которые искусственно прививались в начале XVIII в., а ныне уже достаточно крепко внедрились в общество. С XVIII в. всё национальное русское стало рушиться. Русский стиль с эпохи Петра Великого стал признаваться варварским, диким, грубым и отсталым. Погоня за Западом сделала свое дело. Была создана почва для внедрения иноземельных начал во всех отраслях и видах русской жизни. Разрушение коснулось и русского искусства. Екатерина Великая довершила начатое дело и издала указ, чтобы стены храмов, украшенные древней живописью, были выбелены известью, а иконы повешены на подобие картин в золотых рамах. Религиозные идеалы уступили место идеалам современности, и наши храмы почти ничем не отличались по внутреннему своему убранству от западно-европейских салонов XVIII в. Священные предметы храмов Растрелли украшались нередко упитанными амурами, снятыми с мебели версальских будуаров Людовика XV.