Балансовые показатели аппаратом Госплана трансформировались в плановые задания, определявшие, сколько и чего надо произвести, перевезти, продать или купить[533]
. Плановые задания распределялись по предприятиям и регионам. Их выполнение становилось главным показателем успешности работы предприятий и их непосредственного руководства.Однако эта идеальная модель не работала так, как надо, что тот же Евгений Иванов, Владимир Коссов и их коллеги охотно признают[534]
. Она не выдерживала испытания политической и экономической практикой[535].Балансы, которыми оперировал Госплан, были излишне укрупненными. Так ими возможно было оперировать с учетом числа вовлеченных в дело сотрудников, но реально они недостаточно отражали реальную ситуацию в тех отраслях, которые обсчитывали, поскольку их структура была не ясна. По ним, например, абсолютно невозможно было рассчитать реальные затраты и нормы расходов, особенно с учетом меняющихся технологий[536]
.Сама по себе система балансов находилась под давлением лоббистов ведомств и регионов. Она постоянно корректировалась, поскольку экономические агенты зачастую по разным причинам не могли выполнить плановые задания. Однако она должна была дополнительно соответствовать программам перспективного развития страны, принимаемым по сложной процедуре. В рамках этой процедуры, где согласовывались интересы Совмина СССР, Госплана СССР, различных экономических агентов, центральных и местных партийных властей, формировался перспективный план — план пятилетки. В теории плановой экономики он должен был иметь научно обоснованную основу (в том числе на основе балансов), а в реальности был замешан на политике и лоббизме[537]
. Подробнее о них мы поговорим ниже.Как пишет Владимир Коссов, реально планы разрабатывались не на основе каких-то твердых расчетов, а на основе мнения «рабочих лошадок» аппарата Госплана — «главных специалистов». Они курировали определенные группы предприятий, производивших схожую продукцию. На основе своего многолетнего опыта и хорошего знания как производственных мощностей, так и управленческих возможностей руководства конкретного предприятия они знали, какой план оно реально «потянет» в следующем году. Их знания основывались и на собственном опыте работы, поскольку в аппарат Госплана набирали в основном инженеров с не менее чем 3–5-летним стажем в той из производственных сфер, которую они были должны курировать[538]
. Гребнёв пишет о том, чтоу всех коллег по Госплану СССР было сильно развито «чувство цифр», «цифровая интуиция». По сути дела, у каждого госплановца была своя персональная «встроенная экономико-математическая модель» той части реальности, с которой приходилось иметь дело как своего рода диспетчеру. Эти «модели» были очень простыми, и в них в качестве относительно устойчивых «экзогенных» параметров выступали разнообразные нормы и нормативы[539]
.Он обращает внимание на то, что при таком подходе инженеры, ставшие плановиками, думали в категориях увеличения продукции и мер, необходимых для этого, а не в категориях экономистов, то есть о том, выгодно это делать или нет. Особенно это было развито у сотрудников отраслевых отделов, которые таким образом превращались из разработчиков планов в лоббистов своих отраслей[540]
.Задачей аппарата Госплана было увязать перспективные политические планы с имеющимися балансами, учитывая возможность невыполнения части планов в полном объеме низовыми исполнителями по объективным обстоятельствам. Этот процесс приводил к созданию упоминавшихся выше «напряженных планов», риск невыполнения которых был велик, а исполнение требовало создания особых условий. В результате разрыва между реально имеющимся и желаемым и возникали повсеместные дефициты. Нереалистичность планов приводила к срыву плановых заданий, и в этом отношении все «пятилетние планы» оказывались невыполненными. Однако планирующие считали, что можно говорить об успехах, если показатели были лучше тех, что имелись в предыдущую пятилетку, и были бы достигнуты хотя бы какие-то главные цели из всего комплекса поставленных.