Очерки советской экономической политики в 1965–1989 годах. Том 1

При этом сам Косыгин за сутки до заседания разбирал со своими помощниками и высокопрофессиональными референтами из аппарата Совета министров всю повестку дня, сформированную по присланным министерствами и ведомствами материалам, и формировал свою позицию по каждому вопросу. Поэтому дискуссия на заседаниях велась им уже в экспертном ключе, с хорошим пониманием существа вопроса не только на основе чтения представленных бумаг. Однако представители ведомств имели шансы отстоять и свои позиции, поскольку для Косыгина предварительная подготовка была только опытом вхождения в вопрос, основой для дискуссии, но не окончательным решением[511].

Кроме того, Косыгин периодически проводил заседания со своими заместителями, чтобы в более узком кругу обсудить деликатные вопросы[512].

Отдельную роль в аппарате Совмина СССР играл его управляющий Михаил Смиртюков. Он выполнял те же функции, что и полноценные заседания Секретариата Политбюро ЦК КПСС — принимал решения по деловым вопросам, которые не имело смысла выносить на рассмотрение вышестоящего органа, в данном случае Президиума Совмина и Косыгина лично.

Высокопоставленный представитель строительной индустрии Анатолий Бирюков, заместитель председателя СМ РСФСР (1967–1971), вспоминал о Смиртюкове так:

Некоторые служебные задачи он решал просто виртуозно. Придешь к нему, бывало, с десятью вопросами, десятью письмами. Он посмотрит на тебя сквозь очки и скажет: — Ладно, выбирай. Сверху пять или снизу пять? А я эту игру уже знаю и включаюсь с ходу: — А побольше? Он: — Нет, только пять. При этом и он, и я знаем, что настоящих просьб у меня именно пять, и их я положил подряд. — Ладно, говорил я, — давайте верхние пять. Расставались оба довольные друг другом. К тому же я знал, что ответ на письма и предложения будет получен не позднее чем через три дня[513].

Однако даже неимоверная работоспособность Косыгина, сохранявшего сталинский стиль личного проникновения во все без исключения рассматривающиеся на заседании вопросы, со временем начала давать сбой.

С 18 января 1978 года с целью «разгрузки Совмина» для проведения через этот орган хорошо подготовленных и согласованных вопросов была организована также Комиссия по текущим делам Совмина, которая быстро штамповала решения (в феврале она была переименована в Комиссию по оперативным вопросам)[514].

Фигура Косыгина и методы его управления позволяют определить роль и место плановой экономики. Замначальника ГВЦ Госплана Владимир Коссов, неоднократно сопровождавший, по его утверждению, Николая Байбакова к Косыгину, слышал от него фразу: «Важно не то, что не выполнили отдельный показатель, а то, что продвинулись в нужном направлении»[515]. Таким образом, все тщательное планирование упиралось в тот факт, что те, в чьем распоряжении была власть, решали, достаточно ли те, кому предписывалось планами сделать то-то и то-то, продвинулись в желаемом направлении или нет. Но если отдельные запланированные показатели были не важны, то как это сочеталось с тем, что в комплексном планировании всей экономики все показатели должны были быть взаимоувязаны?[516]

Госплан как «штаб»

Почти каждую неделю, сразу за четверговым заседанием Политбюро, председатель Госплана СССР Николай Байбаков собирал коллегию своего ведомства — «настройщика Госплана как музыкального инструмента» — и «сообщал о принятых там решениях и о том, что необходимо делать Госплану для их реализации»[517]. Это было реальное место Госплана в системе органов власти. Истинным начальником над ним был не Совмин, а Политбюро[518].

Но выступая перед рядовыми сотрудниками (как это было 28 сентября 1972 года), Байбаков мог себе позволить представить свое ведомство иначе:

Госплан — экономический штаб ЦК и Совмина. Он просеивает предложения министерств. Министры должны выполнять его требования в части планирования и контроля за выполнением планов[519].