Очерки советской экономической политики в 1965–1989 годах. Том 1

Типичным примером в этом отношении является позиция руководителя Отдела плановых и финансовых органов аппарата ЦК КПСС Бориса Гостева, близкого к «шелепинской группировке» и бывшего «госплановца», верящего в возможность создания идеальных планов и действия по ним. Его глубоко беспокоила деятельность «днепропетровской группы» во власти и наличие вследствие этого слишком большого количества представителей Украины в высших эшелонах власти[498].

Помощник Косыгина Фирсов конкретизирует эти опасения несколько иначе:

Эта категория людей использовала поддержку Брежнева для проталкивания нужных им вопросов, связанных с изменением плановых заданий, дополнительными ассигнованиями, выделением иностранной валюты для внеплановых закупок оборудования. По выражению Косыгина, они «растаскивали план», пытаясь решать «свои» нужды за счет государственных резервов и тем самым создавая новые «узкие места». Особенную тревогу вызывали у него просьбы о выделении валюты[499].

Станислав Анисимов, работавший в Экономическом отделе аппарата ЦК КПСС, в интервью наглядно показывает, почему это было плохо и как запросы ВПК подрывали общеэкономическую ситуацию:

Советская экономика остро нуждалась в переменах. Возьмите Волжский автозавод. Он 300 тыс. автомобилей ежегодно отправлял на экспорт, а вся валютная выручка шла государству. Если заводу требовалась валюта, он должен был обосновывать, на что пойдет каждый инвалютный рубль. А ему отвечали, что у страны есть более важные нужды. Как в таких условиях он мог совершенствовать модели и закупать за границей передовое оборудование, чтобы не отставать от мирового автопрома? А валюта уходила на оборонные отрасли промышленности, обходившиеся нам очень дорого, и это положение нужно было менять[500].

Смиртюков не использует термин «днепропетровская хунта», но говорит об «односельчанах» Брежнева. Однако он более тонко дифференцирует их, выделяя, например, ближайшего друга Брежнева, первого заместителя председателя Совета министров, а затем и советского премьера Николая Тихонова — как человека, умеющего найти баланс между генсеком и Косыгиным и взаимно уважаемого обоими[501]. В результате Косыгин, почувствовав свой скорый уход из жизни, сам распорядился о переходе его полномочий к Тихонову, и Брежнев впоследствии лишь подтвердил это решение, которое оспаривал его другой ближайший союзник — Кириленко[502].

Постоянная война амбиций и самоутверждения во властном статусе между высшими политическими и экономическими руководителями, несмотря на наличие согласительных институтов, приводила к постоянным срывам больших и малых планов различных институций исключительно в силу желания того или иного большого начальника либо доставить неприятность равному по политическому статусу коллеге, либо сорвать раздражение на подчиненных[503].

Совет министров СССР — как принимались общегосударственные решения

Совет министров СССР 1965–1991 годов как административный орган оставался в тени внимания как советской общественности, так и ученых — политологов, советологов и историков. Это происходило потому, что он был менее важен, чем Политбюро, и одновременно было не много публичной информации о том, что в нем происходит.

Вместе с тем для советских администраторов различных уровней и всего управленческого аппарата в экономической сфере решения Совета министров, как правило, были более важны для повседневной деятельности, чем решения Политбюро. Тем более что все публикуемые решения Политбюро в экономической сфере принимались совместно с Советом министров.

Поскольку в составе Политбюро было несколько членов Совмина СССР и Секретариата ЦК КПСС — второго и третьего по степени важности органов управления страной, — то их функционирование было разнесено по месту и времени.