На вершине «бюджетной пирамиды» находился Генеральный секретарь ЦК КПСС. Именно он знал (как ему казалось) реальное состояние бюджета и содержание скрытых его статей. Он распределял знание об этих параметрах среди политической и экономической верхушки. Так, новоизбранный Андропов в ноябре 1982 года отказался «пустить в бюджет» (то есть познакомить с его реальным содержанием) даже своих ближайших сподвижников — Горбачева и Рыжкова, которым сам же поручил дело, связанное с бюджетными вопросами[676]
.Валентин Павлов в мемуарах пишет:
…Хранителями наиболее важных тайн всегда и повсюду являются финансисты, ибо ни одно явное или сокрытое деяние не обходится без финансирования. Опытный финансист-профессионал моментально соображает, что к чему, почему и отчего. <…> И не случайно, например, в бытность мою министром финансов СССР один из документов (позже он поясняет, что это документ о денежной реформе 1991 года. —
Вопросы распоряжения золотовалютным запасом действительно входили в узкий круг документов, которыми члены Политбюро обменивались через 1-й сектор Общего отдела ЦК КПСС. В нем работал специальный курьер, лично объезжавший (нередко с рукописными документами) московских членов Политбюро и показывавший им документы из своих рук для наложения резолюции[678]
.Однако и у Генерального секретаря имелись ограничения. Горбачев утверждает, что некоторые «секреты бюджета» стали ему известны незадолго до оставления этого поста[679]
. Утверждения Горбачева подтверждаются и другими источниками[680].Как минимум с середины 1960-х годов Совет министров СССР, который реально собирал доходы и формально утверждал расходы (в целом определенные Политбюро), и отдельно Министерство финансов имели свои финансовые резервы (как рублевые, так и валютные), которые были неподконтрольны даже Брежневу.
Упоминавшийся выше первый заместитель министра финансов СССР Виктор Деменцев в интервью вспоминал, как Минфину удалось накопить «колоссальные резервы», не ставя об этом в известность ни ЦК, ни Политбюро, ни даже (формально) председателя Совмина СССР. Для реализации постоянно возникающих особо важных государственных задач требовалось экстренное финансирование, поиск которого постоянно перекладывался Политбюро и Совмином на Минфин.
В результате уже в середине 1960-х глава Госплана Байбаков, министр финансов Гарбузов и Деменцев создали секретный комитет, руководивший «резервом Минфина и Госплана». То есть к 3 %-ному официальному резерву бюджета они за счет укрытия средств в официально утвержденных статьях создали дополнительный тайный резерв. Начав с 0,5 %, он в некоторые годы доходил до 5 % бюджета. Косыгин знал или догадывался о его существовании, но, по всей видимости, не знал его размеров, однако учитывал «возможности Минфина по поиску средств» в особо важных случаях. Руководство Минфина в свою очередь периодически обращалось в Политбюро и Совмин с просьбой поручить им «изыскать средства» на решение тех или иных особо важных проблем, рассматриваемых на заседаниях, но не обеспеченных финансами, то есть тратило секретный резерв на цели, которые само (в рамках парадигмы, заданной Косыгиным) считало приоритетными[681]
.В отношении валютных резервов сложилась похожая ситуация. Помощник Косыгина по международным вопросам Юрий Фирсов вспоминал, что по мере нарастания дефицита валюты в 1972 году был образован официальный Валютный комитет при Совмине СССР[682]
. Он действовал под председательством самого Косыгина, утверждавшего все наиболее крупные сделки, и под оперативным руководством его заместителя Ивана Архипова — одного из членов «днепропетровской хунты», который до 1974 года был первым замом в Госкомитете по внешнеэкономическим связям. Одновременно Косыгин разрешил министру по внешнеэкономическим связям Николаю Патоличеву создать секретный валютный фонд, информация о котором не должна была быть доступной Брежневу. Однако тот в итоге рассказал генсеку о нем, что «ослабило его страховые функции»[683].