Очерки советской экономической политики в 1965–1989 годах. Том 1

Бывший второй секретарь Московского обкома КПСС по промышленности и замзав Отделом машиностроения Александр Русанов в интервью подтвердил, что знает об определенном числе забастовок. По его словам, они в основном вызывались сокращением тарифов после того, как экспериментальные модели или операции осваивались и руководство завода считало, что рабочие за ту же единицу времени могут производить на 20 % продукции больше. Обычно, если дело доходило до забастовки даже нескольких человек и это становилось известным партийному руководству, непосредственные руководители забастовавших работников (мастер и начальник цеха) теряли свою работу[786].

Самым известным событием такого рода были массовые протесты в Новочеркасске (1962), но и потом только на индустриальных предприятиях ежегодно проводилось как минимум несколько десятков «групповых остановок работы» (так забастовки именовались на уровне официальных документов) или «волынок», как иногда говорилось в кругу руководства. Так, например, в 1969 году записка ЦК КПСС (за подписью замзавов Орготделом и Отделом тяжелой промышленности) констатировала, что за год бастовало 20 предприятий (из них 4 в Белоруссии и 11 на Украине)[787].

Однако в этих забастовках, как правило, принимали участие десятки, максимум несколько сотен работающих. Они охватывали только отдельные цеха или скорее отдельные смены в цехах. Их продолжительность редко превышала несколько часов рабочего времени, то есть срок, достаточный для приезда представителей вышестоящего руководства, региональных партийных органов и последующей передачи им бастующими своих требований.

Виталий Воротников в мемуарах вспоминает о случае «волынки» на шинном заводе в Воронеже в марте 1974 года, вызванной несоблюдением условий труда. Рабочие работали в старом цеху в облаке сажи. Предприятие в этом отношении было отсталым и испытывало очень много проблем[788]. Требованиями рабочих заинтересовался Косыгин, специально позвонивший Воротникову (тот его заверил, что «волынки» нет и работа продолжается) и немедленно приславший министра нефтехимической промышленности Виктора Федорова. Тот приехал через сутки и договорился с Воротниковым, что на предприятии будет построен новый цех взамен устаревшего[789].

В целом забастовки такого масштаба не представляли никаких серьезных проблем ни для экономической, ни для политической системы[790]. Они не были предметом серьезных обсуждений на уровне руководства страны. Как правило, информация о них не попадала даже в оппозиционную, диссидентскую среду и самиздат[791], однако они несли послание о возможности их превращения во что-то большее.

Успехи польской «Солидарности» в 1978–1980 годах показали советским рабочим не только предмет для подражания (число забастовок резко выросло, до нескольких сот в год). Они дали надежды (ложные) части оппозиции на возможность смычки с рабочими массами. В 1979 году был основан профсоюз СМОТ, который, впрочем, реальным профсоюзом так и не стал, оставшись группой диссидентов. Действия «Солидарности» вызвали достаточно серьезную обеспокоенность в верхнем эшелоне власти. Настолько серьезную, что, например, группа корабелов из Ленинграда специально ездила в Гданьск на переговоры с рабочими. Затем в Варшаву ездила для «понимания обстановки» группа партийных чиновников среднего уровня[792].

Впрочем, важнее было то, что в 1980–1981 годах Секретариат ЦК КПСС вынужден был рассматривать вопросы резко усилившейся волны забастовочной активности. В 1979 году аппаратом ЦК КПСС было зафиксировано 300 «отказов от работы», в которых приняли участие более 9 тысяч человек[793]. В 1980 году — 64 отказа (3700 человек), в первой половине 1981 года — 55 «конфликтных ситуаций», в том числе 35 отказов от работы (1125 человек)[794].