Учеба в институте началась с показательного суда над профессорами. Были среди них такие (например, Майзенберг Лев Ильич), которые не верили, что пятилетку можно выполнить в четыре года, то есть на год раньше срока кончить институт. На общем собрании профессора покаялись, мы приняли повышенные обязательства и простили их[220]
.Будущий зампред Совета министров СССР (1989–1990) Степан Ситарян в своих мемуарах описывает работу в том, что он называет группой по экономической реформе, созданной в конце 1964 года. Он, будучи сотрудником НИФИ Минфина СССР, вошел в нее как представитель Министерства финансов, поскольку министр Гарбузов якобы решил не посылать в группу своих замов. В то же время Ситарян был приглашен в НИФИ Бачуриным в 1956 году прямо со студенческой скамьи, и, как можно себе представить, его назначение в группу вряд ли обошлось без участия ее организатора. Помимо них в группу, по его мнению, входили Ситнин, Сухаревский и Воробьев[221]
.По словам Ситаряна, Косыгин проявлял очень большой интерес к работе группы по разработке реформы и буквально через день сидел с ее участниками, заслушивая подготовленные тексты и предложения[222]
. Ситнин, Белоусов и Фирсов ничего подобного не упоминают.Один из непосредственных выводов от изучения этих списков следующий: Косыгин не подпустил к проекту реформы ни союзников из числа представителей «харьковской группы» (в том числе автора идеи реформы Евсея Либермана), ни членов противостоящей многочисленной «днепропетровский группы» Брежнева, даже введенных им в состав Совмина, ни столь же многочисленных сторонников Александра Шелепина, о которых речь пойдет ниже.
Реформы разрабатывали бывшие и действующие чиновники, занимавшие достаточно высокие позиции еще в сталинском Госплане и Минфине, а потом сошедшиеся в аппарате Совета министров СССР и Госплане СССР 1953–1955 годов под руководством Георгия Маленкова, — Косыгин, Коробов, Карпов, Бачурин, Сухаревский, Ситнин, Малышев, Плотников, Сорокин, Майзенберг.
«Косыгинская реформа» как продолжение реформ Маленкова 1953 года?
Приблизительным рубежом, когда маленковский курс полностью сменяется политикой Н. С. Хрущева, могут быть 1958–1959 годы, пишет самый внимательный исследователь маленковских реформ Григорий Попов[223]
. Заметим, что это именно тот период, когда многие из этого списка (Коробов, Малышев, Плотников, Сорокин) сменили свою высшую точку в карьере на менее заметные позиции.Полный план маленковских реформ 1953–1954 годов неизвестен, и они явно остались незавершенными. Но реализованная часть состояла из нескольких ключевых аспектов: усиление роли министерств, кардинальное снижение цен, сокращение военных расходов, обширная программа материальной помощи селу, включавшая снятие половины налогов с крестьянства, резкое расширение приусадебных участков, увеличение оплаты труда[224]
. Однако, возможно, главным деянием Маленкова в этом направлении стало перенаправление средств из индустриальной сферы (включая военную промышленность) в потребительскую, что обернулось быстрым ростом доходов населения, особенно крестьянства.Как несложно будет заметить далее, как минимум два из четырех крупных деяний маленковской реформы были прямо повторены в «косыгинской» — восстановлены министерства и реализована крупная программа помощи селу, прежде всего за счет увеличения оплаты труда колхозников. Хотя сокращения военных расходов не произошло и цены снижены не были, доходы населения начали интенсивно расти, о чем мы подробнее будем говорить далее.
Стало быть, «косыгинские реформы» были не только прямым ответом на вызовы времени, но и переносом каких-то дискуссий и наработок сталинского времени во вторую половину 1960-х годов. Апелляция к «дискуссиям» сталинского времени тут не означает автоматически дурного. Но тем не менее это важно для понимания источников реформаторских новаций. Бериевские и маленковские административные и экономические реформы, проведенные сразу после смерти Сталина, тоже были явно заранее продуманы и проговорены, в том числе, возможно, в рамках подобных публичных и закулисных дискуссий[225]
.