Очерки, статьи

Тяжело раненный в битве при Карсо и несколько раз награжденный за храбрость, Муссолини, патриот до мозга костей, видел, что все, что он привык называть плодами победы Италии в войне, исчезает под натиском коммунизма, распространившегося по всей Северной Италии в 1919 году и угрожавшего интересам частной собственности. В качестве протеста им были организованы фашистские, или антикоммунистические, отряды. О его работе в последние два года сказано немало.

Теперь Муссолини стоит во главе организации, насчитывающей 500 000 человек. В нее входят представители почти всех профессий Италии, а сотни из тысяч рабочих отвернулись от коммунизма и составили вооруженные отряды фашистов. Таким образом, фашизм переживает свою третью стадию развития. Первой была организация контратак против коммунистов и их демонстраций, второй — организация партии, а сейчас это политическая и военная партия, вербующая рабочих Италии и посягающая на профсоюзы. Господство ее простирается от Рима до Альп.

Вопрос сейчас в том, что же намеревается делать Муссолини, сидящий за своим столом в редакции «Иль пополо д’ Италиа» и поглаживающий уши своего щенка-волкодава, с «политической партией, построенной по принципу военной организации».

Конрад — оптимист и моралист

«Трансатлантик ревью»

октябрь 1924

Что можно написать о нем сейчас, когда его не стало?

Критики нырнут в свои словари, и вынырнут с готовыми статьями на смерть Конрада. Они уже сейчас ныряют в них, как суслики в норки. И для журналистов такая работа не составит труда; «Умер Дж. Л. Саливан», «Смерть Рузвельта», «Смерть майора Уиттлси», «Смерть сына президента Кулиджа», «Умер почетный гражданин города...», «Ушел из жизни первооткрыватель...», «Смерть президента Вильсона», «Ушел из жизни знаменитый писатель» — все пишется одинаково.

Поклонники Джозефа Конрада, чья внезапная смерть стала огромной потерей, называют его выдающимся художником, замечательным писателем и стилистом. Но мистер Конрад был также глубоким мыслителем и философом. В своих романах и эссе... и т.д.

Будут писать что-нибудь в этом роде. По всей стране.

А что можно сказать о нем сейчас, когда его не стало?

Среди моих друзей принято ругать его. Это даже обязательно. Вращаясь в литературных кругах, где любое ошибочно высказанное мнение может оказаться фатальным, стараешься писать осторожно. Помню, как меня заставили почувствовать, что можно легко оказаться выброшенным на обочину, почувствовать себя разбомбленным городом Ковентри, когда в разговоре о Джордже Антейле я заметил, что предпочитаю Стравинского.

С тех пор я стал более осмотрительным.

Большинство моих знакомых признают, что Конрад плохой писатель, точно так же как Т.С. Элиота признают хорошим писателем. Если бы можно было растереть мистера Элиота в порошок и, посыпав этим чудесным порошком могилу мистера Конрада, сделать так, чтобы он вернулся к жизни (он был бы очень раздражен тем, что его вернули без спроса) и снова начал писать, то я бы завтра же утром отправился в Лондон с мясорубкой.

Нельзя смеяться над смертью великого человека, но невозможно совместить в одном предложении имена Т.С. Элиота и Джозефа Конрада в более серьезном контексте, чем представлено выше; попробуйте вообразить, что Андрэ Жермен и Мануэль Гарсия идут вместе по улице, и не рассмеяться.

Вторая книга Конрада, которую я прочитал, была «Лорд Джим». Я не смог ее закончить. И значит, это все, что мне осталось от Конрада. Потому что перечитывать его книги я не могу. Может быть, друзья именно это имеют в виду, когда называют его плохим писателем. Но ни одна когда-либо прочитанная мной книга не давала мне того, что я получал от каждой книги Конрада.

Зная, что я не могу их перечитывать, я отложил четыре, которые я не буду читать, пока они мне не понадобятся позарез, пока отвращение к писательству, писателям и ко всему, что уже написано и что будет написано, не станет невыносимым. Два месяца в Торонто я истратил на все четыре. Одну за другой я брал их у девушки, которая хранила на полке все книги Конрада в синих кожаных обложках, но никогда ни одну из них не читала. Будем точны, она читала только «Золотую стрелу» и «Победу».

В Садбери, Онтарио, я купил три старых номера «Пикториал ревью» и прочитал «Морского бродягу», не вставая с кровати в гостинице «Никл Рэндж». К утру я выпил всего Конрада, как алкоголик, а ведь надеялся, что мне хватит его до конца поездки, и чувствовал себя как молодой повеса, промотавший все наследство. Но я надеялся, что он напишет еще. У него ведь полно времени.

Во всех рецензиях, которые я читал, написано, что «Морской бродяга» — плохой рассказ.