Очерки судебного медика. Опыты эксгумаций

Тем не менее, было проведено сравнительное исследование раны на грудине с экспериментальными следами на биоманекене – трупе такого же несчастного «бомжа». Один из законов криминалистики гласит, что сопоставлять (проводить сравнительное исследование) можно только следы на однородных объектах: не рану и представленный нож, а ту же рану и ее экспериментальные аналоги, полученные этим ножом; если реальное повреждение, к примеру, находится на хлопчатобумажной рубашке, то и экспериментальные повреждения должны наноситься на этой же рубашке; если рана иссечена из трупа, то эксперименты проводятся на кадавре (трупе – по латыни). В этих случаях неоценимую помощь оказывают судебным медикам трупы «бомжей»; единственным условием является указание в акте вскрытия о проделанных дополнительных манипуляциях, дабы в случае возможной гипотетической, хотя и маловероятной, эксгумации другой эксперт не ломал себе голову над «необъяснимыми секционными находками».

Полученные экспериментальные повреждения иссекаются из трупа, а вырезанные препараты кожи или кости проходят все этапы восстановления по методике, упомянутой выше, чтобы идентичность сравниваемых объектов была максимальной.

Сравниваемые раны (реальная на грудине и экспериментальные) оказались практически «близнецами», но говорить, что был использован именно этот нож, эксперт не имеет права, поскольку категоричный вывод возможен только при наличии индивидуальных признаков, позволяющих утверждать, что только это орудие (или оружие), и никакое иное, было агентом травмы.

В проведенной экспертизе указывалось также, что наличие множества повреждений (15) на различных участках тела потерпевшего противоречит версии обвиняемого, где он скромно упоминает все лишь о 3-х ударах, нанесенных в грудь.

В связи с тем, что в уголовном деле возникли серьезные противоречия между показаниями Салынова об убийстве им человека предположительно по фамилии Груфанов (множественные ножевые раны на теле, включая переднюю поверхность грудной клетки, с повреждением сердца; длительное нахождение тела в холодном сарае перед вывозом в балку «Аргамджа») и первичным заключением эксперта о причине смерти потерпевшего («Утопление в воде»…, …В воду был брошен живой человек, а не труп…»), следователем было принято решение об эксгумации.

30 марта 1994 года вместе со следователем Валерием Бамбаевым, экспертом-криминалистом Целинного РОВД Геннадием Гончаровым, фотографировавшим процесс извлечения трупа из могилы, и двумя понятыми я выехал на новое Элистинское кладбище.

Погода стояла, хотя солнечная, но холодная и ветреная, и, по меткому народному выражению, буквально «вышибала соплю». Моя экспертная функция была чрезвычайно проста: изъять от трупа для дальнейшего лабораторного исследования несколько длинных трубчатых костей. Для этого совсем не обязательно везти останки в морг, все можно сделать на месте, даже не извлекая их из гроба. Кладбищенский служитель помог нам найти нужную могилу – жалкий холмик земли с табличкой, на которой был указан номер.

Не хотелось быть захороненным в подобной могилке, где портрет на мраморной плите с датами начала и конца славного жизненного пути и проникновенными словами от родных и друзей заменяет растрескавшаяся дощечка с полустертыми цифрами. Хотя, по большому счету, не все ли равно!

Пока посиневшие от холодного ветра два «указника» (Бамбаев предусмотрительно прихватил их из ИВС) копали землю, поддерживая силы и моральный дух предвкушением обещанной в качестве награды бутылки водки, мы грелись в «уазике».

Наконец гроб, сколоченный из грубо обструганных и плохо подогнанных досок, был извлечен из могилы, крышка его вскрыта, и подошла пора вступать в дело мне. В традиционных резиновых сапогах (грязь по колено), в полосатой «бухенвальдской» пижаме, натянутой для тепла и гигиены поверх свитера и брюк (все равно ветер пронизывал насквозь), в медицинских перчатках, с пинцетом и секционным ножом в руках, я опустился на корточки рядом с раскрытым гробом. Представшая взору картина хотя и не вызывала никаких особых эмоций, так как была привычной и заурядной, но все же напоминала о бренности бытия и о нашем кратковременном пребывании в качестве гостей в этом «лучшем из миров».