Очерки жизни и быта нижегородцев в начале XX века. 1900-1916

Но далеко не все пьесы давали полные сборы. Если в объявляемой Басмановым за неделю вперед новой постановке не было «политической соли», можно было утверждать наверняка, что нижегородцы в театр не пойдут. Антрепренер терпел убытки, так как при валовом вечеровом расходе театра в 350 рублей, сборы за спектакль порой падали до 20 рублей в вечер. В тот год со всех концов России поступали сведения о крахе то одной, то другой провинциальной антрепризы. Чтобы дать возможность артистам Нижегородского театра как-то просуществовать до конца сезона, то есть до весны, труппа взяла на себя организацию товарищества, которому антрепренер Д. И. Басманов и передал театральные дела.

Всеобщее оппозиционное к существующему государственному строю настроение сказывалось и на репертуаре субботних литературно-музыкальных вечеров двух нижегородских общественных клубов. В Коммерческом клубе обычно выступали артисты городского театра, во Всесословном — журналисты. И те, и другие в завуалированной форме, часто эзоповским языком, громили, порицали, осуждали, разоблачали все гнусное в русской политической жизни, а иногда и откровенно смеялись над власть имущими. Ссыльный московский журналист Аким Чекин, писавший в газетах под псевдонимом Никто-Не, выходил на эстраду Всесословного клуба и начинал:

Позвольте рекомендоваться:
Я — петербургский, либерал,
Люблю в идейках завираться,
Но кто не врал? Но кто не врал?
Пленяем остроумья ширью,
Случится, брякну что-нибудь,
Но чтобы рисковать Сибирью?
— Счастливый путь! Счастливый путь!
Святой гуманности поборник,
Я равноправья женщин жду.
Но если бьет курсистку дворник,
Я обойду! Я обойду!
«Освобождение» смакуя,
Шлю Струве тихий комплимент,
Но в русских недрах начеку я,
Я не студент! Я не студент!
Я — прогрессист, но без нахальства,
Мне страшен каждый генерал.
И с дозволения начальства,
Я — либерал! Я — либерал!

Премьер труппы Басманова Ф. Режимов, выступая в Коммерческом клубе, с пафосом декламировал:

Камень на шее, и руки и ноги в оковах —
Вот моя жизнь. Я устал.
Я истомился под гнетом лишений суровых,
Я в бездну отчаянья пал.
Помощи! Помощи! Руку подайте мне, братья!
Целое море огня —
Жгут мою душу обиды, сомненья, проклятья, —
Други, спасите меня!
Освободите от ига и дайте свободу,
Дайте мне место в бою!
Дайте лишь волю певцу — я родному народу
Райские песни спою.
Мне их с младенчества звездные ночи шептали,
Пел мне их солнечный луч,
Мне их под говор ручья, хоры птиц щебетали,
Гром мне гремел их из туч.
Все в этих песнях: улыбка ребенка святая,
Юности грезы и сны,
Слава победная, власть красоты вековая,
Мудрость седой старины.
Я не забыл эти песни, я помню, я знаю, —
Хлынут потоком оне.
Только бы воля моя… я в тюрьме погибаю…
Да помогите же мне!..

Артист-сатирик Милковский быстро сделался любимцем клубных посетителей, декламируя смело, ядовито и с паузами злободневное стихотворение: