Очертание тьмы

– Еще две. Тоже в развалинах. Цветы и Листья. Цветы получше сохранились. Они тут недалеко. Ну как… ближе прочих… Оттуда Нэйф, там полно паломников. Но и Цветы, и Листья стоят на берегу моря.

– Я люблю море… – выдохнула Гаота. Отчего же смерть все не приходит к ней? Или уже пришла?

– А всего орденов было семь, – продолжил Брайдем. – Есть еще Плоды и Ветви. Они за морем. Плоды – на Оайлине, а Ветви – на Одисе.

– Я люблю море…

Или это она уже говорила?

– Странные названия…

– Да, – донеслось до нее издали. – Как части дерева. Эти крепости были подобны застежкам на доспехе Арданы.

– Стебли… – прошептала она.

– Стебли, – повторил Брайдем. – Впереди четвертый предел. Он на втором мосту.

– О чем он? – спросила Гаота.

– О воздухе, – ответил Брайдем. – Первый был об огне. Второй – о воде. Третий – о земле. Последний – о воздухе. Но я не уверен… с ним никогда не было проблем. Его проходят все.

– Я – не все… – прошептала Гаота и зачем-то нащупала, стиснула рукоять меча.

– Я уж вижу, – ответил Брайдем, и тут все кончилось.

Она еще успела разглядеть стальные ограждения моста, выполненные в виде ажурных, сплетенных из железных полос крыльев, ступила на такое же плетение полотна и погрузилась во тьму. Ветер ударил в лицо, но не содрал оставшиеся на нем лохмотья кожи, а успокоил боль. Поддержал Гаоту, не дал упасть. Поднял, расправил сломанные крылья, исцелил их, наполнил силой, вознес в тишину и ясность, пусть даже она состояла из непроглядной черноты. Оказалось, что умирать не больно. Оказалось, что смерть состоит из свежести. Одно было плохо: не удавалось вдохнуть эту свежесть, но разве нужно дышать мертвому? Мертвому ничего не нужно. Только покой. Один только покой. Ничего, кроме покоя. Темнота и покой. И все. И тишина. И чтобы ни звука вокруг. Ни единого. Даже такого знакомого, но еле слышного, который повторяет ее имя. Гаота. Гаота. Гаота…

– Мама? Где ты, мама?

Потом она узнала, что пришла в себя только через пару недель. Но тогда – словно проснулась. Проснулась, но не ожила. Открыла глаза, удивилась боли, которая терзала ее тело, разглядела в полумраке тесной комнаты лицо пожилой женщины.

– Вот и славно, – улыбнулась та. – Меня зовут Хила. Вообще-то я стряпуха, готовлю еду для оравы сорванцов с их же помощью, но кроме этого еще и лекарствую понемногу. Задала ты мне работенку. Но не волнуйся, болячки сойдут, и даже шрамов не останется. Косточки целы, потроха на месте; что из суставов выпало – вправили на место. Что грозило вылезти наружу – запихнули обратно. Но лечиться тебе еще придется долго. Месяц, не меньше.

Гаота встала через день. Опустила босые ноги на холодный пол, протянула дрожащую руку, взяла плошку со свечой, поднесла к себе. С минуту рассматривала собственное обнаженное, покрытое синюшними разводами тело, с которого слезали следы то ли ожога, то ли обморожения. Затем встала и, пошатываясь, подошла к окну. В лоскутах витража, расплываясь от капель воды, стояло серое небо. Где-то внизу в месиве дождя виднелась лента дороги. Два моста. Камень между ними. Она дошла?

– Ну что ж ты, девочка моя? – послышался за спиной голос Хилы. – Босой, по камню, да еще голенькая? Тебе еще лежать и лежать!

Теплые руки коснулись плечей Гаоты, подхватили ее, и вскоре она уже сидела на мягкой скамье, одетая в чистое платье, и тянула из кубка какой-то сладкий отвар с небольшой добавкой вина. Или ей это казалось.

– Самую малость, – с улыбкой шепнула Хила. – Но не рассказывай никому. Это из моих запасов. Потерпи, теперь будет легче. Сейчас к тебе придет Гантанас. Он поговорит с тобой. Ну а уж потом я допущу к тебе этого несносного Брайдема. Голову ему открутить! Взял бы тебя на руки и донес до приюта, так нет – «она должна была сама дойти, сама дойти». Ну, дошла. Кому от этого лучше?

Гантанас оказался высоким, чуть сутулым и, кажется, бородатым. Гаота не вглядывалась. Отметила лишь, что он – силуэт мужчины с влажным блеском там, где должны быть глаза. Гантанас поставил на пол корзину, накрытую тканью, взял табурет и сел напротив Гаоты. Оперся локтями о собственные колени, поймал ее ладони теплыми руками и замер.