Очертание тьмы

Гаота не знала, сколько она так просидела. Единственное, в чем она была уверена, – что бородач не позволил себе ни единого движения и никакого колдовства, хотя явно был способен к этому. Он сидел и держал ладони Гаоты так, как держат бутон нежного цветка, не сжимая его и не поглаживая. Так, словно боялся сломать то, что едва живо. Стряхнуть пыльцу с крыльев бабочки. Впрочем, все, что бы он ни делал, он делал с кем-то другим, а не с Гаотой. Ее не было. Она смотрела со стороны на узкую келью со сводчатым потолком, едва освещенную бледным светом из такого же узкого окна, на бледную тень самой себя, прижимающуюся спиной к растянутому на стене войлоку, на странного, как будто состоящего из длинных рук и ног, сложенного в три погибели человека напротив и ничего не чувствовала. Она ничего не почувствовала даже тогда, когда Гантанас осторожно освободил ее ладони, подвинул корзину и достал оттуда котенка. Крохотное рыжее создание зашипело, но, оказавшись на коленях Гаоты, успокоилось. Оно было теплым, но и только.

А потом пришел Брайдем. Прихрамывая, он добрался до табурета, который оставил Гантанас, сел, но молчал недолго. Посопел, потер подбородок, откашлялся, буркнул как будто недовольно, что все будет хорошо, и постарался улыбнуться.

«Не будет хорошо, – подумала Гаота. – Ладно бы, если будет хоть как-то».

– Ты дошла, – наконец вымолвил Брайдем важное. – И не просто перешла через мост, а добралась до ворот, хотя мне и показалось, что ноги несли тебя, не особенно прислушиваясь к твоей голове. А уж там ты упала. Но я тебя подхватил, как же. Хотя уж думал, что хоронить придется. На последнем пределе словно жизнь тебя покинула. Едва ли не вся стража выбежала смотреть, как ты шагаешь по воздуху.

– По воздуху? – словно произнес кто-то вместо Гаоты.

– Ну, уж не знаю, но руку просунуть было можно, – пожал плечами Брайдем. – Домхан и просунул. Положил ладонь на камень, на который ты ступала. Он мастер стражи Стеблей. Сказал, что магии не было. Не было магии, которую можно распознать или отринуть.

– Что это значит? – спросила Гаота.

– Только то, что это магия Стеблей и теперь ты дочь обители, – пожал плечами Брайдем. – Четыре предела покорились тебе. Так что ты теперь у нас знаменитость.

– Знаменитость? – не поняла Гаота.

– Деора сначала решила, что ты имни, но потом сказала, что будь ты из тайного народа – или перекинулась бы на первом же пределе, потому как звериное всякому имни послабление дает, или сплела бы какую-нибудь магию с магией Стеблей, чтобы облегчение получить. А тебя волокло, словно щепку по ручью. Так что она не знает, кто ты.

– Словно щепку, – повторила Гаота. – Деора?

– Наставница, – пробормотал Брайдем. – Узнаешь. У нас не так много народа. Семь наставников, восемь слуг, хотя я бы их назвал хозяевами: вот возьми, разве Хила – слуга? Хозяйка! Что на кухне, что в лекарской. Попечителями мы их зовем. Восемь стражников. Четырнадцать воспитанников. С тобой – пятнадцать.

– Где я? – спросила Гаота.

– Ты в обители, – развел руками Брайдем. – В приюте. В крепости. В Стеблях. Как тебе нравится, так и говори…

– Приют Окаянных, – вспомнила она. – Это… значит проклятых?

– Ну что ты, – махнул рукой Брайдем и отчего-то полез за отворот манжета котто за платком. – Если и проклятых, то уж не больше, чем вся земля вокруг нас. Нет. Я бы сказал – отверженных.

– Кем? – не поняла Гаота.

– Судьбой… – прошептал Брайдем.

«Точно, – подумала она. – Судьбой». И то, что она оказалась в этой каменной келье – есть продолжение того, что случилось тогда в начале глиняных увалов.

– Что я должна буду делать? – спросила она.

– Сначала – выздороветь, – хмыкнул Брайдем. – Потом познакомиться с крепостью, с ее жителями. И учиться.

– Чтобы?.. – Она произнесла только одно слово, но Брайдем понял. Задумался, словно сейчас, в эту самую минуту, должен был сказать что-то самое важное. Даже закряхтел, прокашливаясь, поворочал головой, поднялся на ноги, поковылял, прихрамывая, по келье, постоял у окна. Наконец вернулся к табурету.

– Каждый задает этот вопрос, – вымолвил он. – И для каждого я пытаюсь подобрать особенные слова. Но сказать хочу всегда об одном и том же. И понимаю, что не скажу всего, потому что полный ответ таится там, в будущем, когда каждый из вас станет взрослым и получит этот ответ как глоток воздуха. Легко и не задумываясь. Но что-то сказать я должен… Хотя тебе будет понять легче, чем другим. Не задумывалась, для чего ты была нужна похитителям?

– Я пока не могу задумываться… – прошептала Гаота.