Очертание тьмы

«Дурак, – подумал Клокс, поднимаясь и ощупывая себя. – Какой же дурак. Судьей захотел стать? Ты и защитником был никудышным, а уж судьей… А ведь мог остаться ключником при Священном Дворе. Наверное, уже и женушку заимел бы, и детишек. Не захотел. Ну что же, расхлебывай. Недолго осталось. Если удастся уломать герцога – завтра же домой, завтра».

Раздражение чуть спало, когда, отряхнувшись, Клокс вышел к главным воротам. Они не только оказались открыты, но и, к удовлетворению Клокса, его ожидал там худой человек в котто из дорогой ткани, явно кто-то из вельмож Диуса. У него были впалые щеки, пронзительный взгляд, платок, который закутывал его шею под самый подбородок, и тяжелый, обитый медью посох в руке. На какое-то мгновение Клоксу показалось, что незнакомец околдовывает его, прощупывает чарами, но это ощущение тут же исчезло. Вместо колдовства незнакомец низко поклонился и, радостно улыбаясь, подхватил Клокса под руку и повел внутрь замка, щебеча как весенняя птаха:

– Великая честь, судья Клокс, великая честь. Не только для меня, скромного служителя королевского дома Сиуина, помощника его высочества герцога Диуса, но и для самого герцога. Мое имя – Нэмхэйд, дорогой судья. Запомните его, я буду рад служить вам. Как вы знаете, полагаю, герцог Диус сейчас на охоте. Но он должен скоро вернуться и обязательно примет вас. Но пока он еще не вернулся, позвольте мне позаботиться о вас. Надеюсь, вы не откажетесь от кувшинчика лучшего вина, сладостей, копченого мяса и замечательного фионского сыра? Знаете, у каждого королевства есть повод для гордости, и если он заключается в отличном сыре, то сырный повод ничем не хуже любого другого. Вот возьмите тот же Снокис. Где вы еще сможете приобрести речную рыбу столь изумительной засолки?

Нэмхэйд продолжал говорить еще что-то, но Клокс его не слушал. Он вертел головой и уже по прежней привычке, оставшейся с его службы при судье Эгриче защитником, отмечал, что замок, верно из‑за чрезмерной толщины стен и основательности башни, – невелик размером. Во внутреннем дворе и полсотни лошадей не поместишь, не то что дракона, который уж точно не сможет взлететь из этакого колодца, и на башню рассчитывать тоже не приходится, потому как хоть и нет на ней шпиля, но и она истончается на верхотуре до размеров дозорной вышки, а все входы в ней рассчитаны только для человека, и, значит, опять остается вопрос, где же прячется этот дракон, раздери его демон. Или же улетел он? Нет его уже? След простыл?

– Вот, – вел судью уже по лестнице Нэмхэйд. – Вот. Сюда. Сюда. Не обессудьте за крутизну ступеней и узость ходов. Однако крепость – это крепость, а не дворец. Отсюда и неудобство. Но ничего страшного. Зато смотрите, какое угощение! Вот сюда, садитесь. Ешьте, пейте. Как только появится герцог, тут же все и разрешим. Все вопросы. Все вопросы. Без исключения.

Нэмхэйд уже ушел, а его голос словно продолжал разноситься под темными сводами. И как будто легкий звон остался в голове. Все-таки старость давала о себе знать. И сердце покалывало. Клокс огляделся. Непостижимым образом он уже сидел на мягкой скамье, перед которой стоял заставленный яствами низенький столик. Чуть дальше высилось резное кресло, более всего напоминающее трон, но больше в сумрачном, не слишком хорошо освещенном падающими через узкие окна лучами света помещении ничего не было. Кое-где висели снокские круглые щиты, в дальнем углу в просмоленной бочке торчали алебарды, и все. Только две двери темнели в противоположных углах – слева, через которую Нэмхэйд завел Клокса, и справа. Между ними сияли осенним солнцем три высоких и узких окна, а за спиной… Клокс оглянулся. За спиной ничего не было, кроме деревянного щита, прибитого к стене, на котором углем было начерчено что-то вроде огромного колеса.

«Мишень, – пригляделся к зарубкам в дереве Клокс. – Просто мишень. Забавляются вельможи. Святотатствуют, но забавляются. Шалят».

Судья криво усмехнулся, подумал, что описание этой забавы непременно нужно вставить в отчет об умерщвлении дракона в Граброке: конечно, если повезет с этим самым умерщвлением; и принялся за еду. Следовало отдать должное Нэмхэйду, вино и в самом деле было отличным, а уж о похрустывающих на зубах сладостях и вовсе можно было только мечтать. А сыр… Он таял на языке. Мясо было нежным и сочным, как будто его начали запекать, не дав барашку остыть. Нет, есть прелести и в нелегкой доле судьи, определенно есть.